Исповедь королевы
Шрифт:
Он сказал:
— Я очень рад, что у тебя есть благоразумные друзья.
И я поняла, что он имел в виду.
Однако я все еще никак не могла убедить Луи уехать. Он сказал, что не может бежать. Не имеет значения, как его народ ведет себя по отношению к нему. Он должен всегда выполнять свой долг по отношению к народу.
Мы были очень не уверены в том, как к нам относится Лафайетт. Он послал Национальную гвардию дежурить во дворце. Мерси сказал мне, что он, вне всякого сомнения, получил информацию о тех усилиях, которые мы прилагали, чтобы убедить короля бежать в Метц.
В
Луи по такому случаю предоставил в их распоряжение театр в Версале. На сцене были установлены столы, а оставшихся придворных пригласили занять ложи.
129
Унтер-офицеров (фр.).
Я боялась, что этот банкет закончится каким-нибудь несчастьем, которого я теперь ждала отовсюду. Я решила, что туда должна пойти мадам Кампан. Я всегда могла положиться на нее и рассчитывала, что она даст мне правдивый отчет о том, что там произойдет.
Некоторые члены Совета высказали мнение, что будет полезно, если мы с королем тоже будем присутствовать там. Но я была против этого. Ведь я была настолько непопулярна, что боялась, что мое появление побудит их к каким-нибудь насильственным действиям.
— Мадам Кампан! — сказала я. — Мне посоветовали присутствовать на этом обеде, но я чувствую, что это было бы неблагоразумно. Я хочу, чтобы вы заняли одну из лож и сообщили мне о том, что там произойдет.
Она сказала, что возьмет туда свою племянницу и потом даст мне точный отчет обо всем.
Мой муж уехал на охоту. Меня изумляло, что перед лицом всего происходящего он упорно вел себя так, словно шла нормальная жизнь. Я сидела в детской комнате, потому что не хотела быть далеко от них в те минуты, когда опасность казалась ближе, чем обычно.
Я была там, когда пришла одна из моих служанок и сообщила мне, что солдаты ведут себя в самой лояльной манере и что герцог де Виллеруа, который возглавлял первую компанию — компанию охранников — пригласил всех присутствующих выпить и предложил четыре тоста: за короля, за королеву, за дофина и за королевскую семью. Все выпили за это, и хотя кто-то предложил тост за нацию, на это не обратили внимания.
Когда служанка рассказывала мне об этом, вернулся с охоты мой муж, и я попросила ее рассказать ему то, что она уже рассказала мне.
— Возможно, нам будет лучше показаться там, — сказала я. — Если мы не сделаем этого, они подумают, что мы боимся, а это, вероятно, будет хуже всего.
Он согласился со мной. Во всех наших несчастьях я еще ни разу не видела, чтобы Луи выказывал хотя бы малейший страх за нашу безопасность. Я послала за мадам де Турзель и попросила ее привести ко мне обоих детей.
Дофин был очень взволнован.
— Мы идем повидаться с солдатами! — сказала я ему.
Для него ничто не могло быть приятнее, чем это. Он с радостью был готов встретиться с солдатами. Он подумал, что Муффле, наверное, тоже
Мы направились в театр и появились в огражденной ложе, обращенной в сторону сцены. Наступила тишина, а потом разразились приветствия.
— Да здравствует король! Да здравствует королева!
Да, даже «да здравствует королева»! Мое настроение поднялось так, как не поднималось уже давно.
Там, в театре, я почувствовала, что наше положение не было таким уж безнадежным, что у нас были друзья и что я позволила себе чрезмерно тревожиться из-за этих людей со свирепыми лицами.
Столы были расставлены в форме подковы и накрыты на двести десять мест. И за этими столами сидели солдаты, эти верноподданные солдаты, чьи дружественные возгласы заглушали немногие враждебные голоса.
— Они хотят, чтобы мы спустились на сцену! — сказал мой муж со слезами на глазах.
Его всегда глубоко трогало проявление любви его подданных.
Я подняла сына на руки и понесла его. Я не хотела, чтобы он слишком удалялся от меня. Мы сошли вниз, на сцену.
Веселье и восторг, которые испытывал дофин, очаровали солдат. Я поставила его на стол, и они выпили за его здоровье. Потом он прошелся по столам, соблюдая осторожность, чтобы не наступить на рюмки, и сказал, что любит солдат больше всего на свете — даже больше, чем собак. Он думает, что будет солдатом, когда вырастет.
Они были очарованы. Да и кто мог не быть очарованным им? Кроме того, там еще присутствовала моя прелестная Мусселина. Она была так счастлива, потому что думала, что теперь у нас будет все хорошо и что все тревоги последних месяцев остались позади.
Они начали напевать одну из популярных песенок тех дней, написанную композитором Гретри. Это была хорошая песня, проникнутая духом лояльности.
«^O Richard! ^O mon roi! L'univers t'abandonne; Sur la terre il n'est donc que moi Qui m'int'eresse `a ta personne!» [130]130
Как чудесно было стоять там и видеть триумф моего маленького сына, то восхищение, которое эти добрые люди испытывали к моей дочери, их верноподданнические чувства к королю и их любовь ко мне!
Как мне не хватало этого! Я молилась об еще одной такой возможности. Пусть все снова будет так, как раньше, и я буду работать вместе со своим мужем ради блага народа Франции!
В ту ночь я спала так спокойно, как давно уже не спала.
Утром я вызвала мадам Кампан и попросила ее дать мне отчет о том, что произошло.