Шрифт:
Исповедь летчика-истребителя,
или
"Что наша жизнь?.."
опасность и игру...
Фридрих Ницше.
1
Мой "Мессершмитт 109" подбили в небе над Англией. Я слишком увлекся, гоняясь за одним вертким английским парнем. Но когда я все-таки его достал, и он, объятый пламенем, рухнул на землю, меня догнали его товарищи. Смертельный крупнокалиберный град забарабанил по обшивке моего самолета, и меня обдало жаром. Два "Харийера" со снижением пронеслись надо мной и красиво разошлись веером, сделав свою работу. Однако, двое на одного. Это как-то не по-джентльменски. А где же мой напарник? Наверное, дерется в самой гуще врагов. Я огляделся. Но ничего не увидел. В кабину пробрался удушливый дым. Поврежденный мотор отказывался набирать обороты. Я откинул фонарь кокпита и вывалился за борт в голубовато-зеленую бездну.
Самолет облегченно вздохнул и ушел по пологой кривой навстречу своей гибели. Распустив купол, покачиваясь на стропах, я парил в знойном воздухе, подобно неудачливой птице-аутсайдеру, и с завистью смотрел, как далеко в небе идет воздушный бой, из которого я так не кстати выбыл.
Прошлый раз, когда над Ла-Маншем меня подстрелил корабль береговой охраны и мне пришлось покинуть кабину, я упал в море вблизи неприятельского берега. Думал, что меня захватят английские корабли. Но, к счастью, меня подобрала немецкая подводная лодка "U-25", дежурившая у берегов Англии. Наши подлодки часто крутятся вблизи мест крупных воздушных боев, чтобы подбирать подбитых летчиков.
Однако на этот раз мне не повезло. Я сел на сушу, а это верный плен. Содрав с себя летный комбинезон с опознавательными знаками Люфтваффе и сложив парашют, я отнес в кусты уличающий меня тюк, как мог, присыпал его землей, забросал ветками и оглядел местность. Кругом расстилалась ширь фермерских полей. Сверху я привык видеть их маленькими зелено-желто-коричневыми квадратиками, быстро проносящимися под крыльями. Теперь, находясь на земле, я мог по-настоящему оценить их размеры. Меня охватило отчаяние: куда идти?! Кругом враги!
В милях двух от меня, на северо-западе, в небо поднимался маслянистый черный дым, словно кто-то зажег сигнальный костер. Это горел мой самолет. Значит, идти нужно в противоположную сторону, как можно дальше от такой улики. Не торчать же здесь посреди поля, как огородное пугало. И я пошел, куда направляла меня интуиция. Я шел вброд через колосящееся море ржи. Кузнечики стрекотали как безумные. На небе не было ни облачка, и солнце вовсю припекало. Вот тебе и Англия - страна дождей и туманов, подумал я, обливаясь потом.
Домик появился как-то внезапно, укрытый в куще деревьев. Красная черепичная крыша теперь уже явственно виднелась. Аккуратный белый заборчик окружал маленькую усадьбу. В противоположном ее конце возвышалась силосная башня.
Вдруг из дальнего угла вышла женщина. На ней было платье, какие моя мама носила в моем далеком-предалеком детстве. У женщины были чудесные рыжие волосы и грустные глаза. Она держала в руке молоток, а во рту гвоздь. Если женщина занималась далеко не женским делом, значит, в доме не было мужчины. Конечно, а как же иначе. Всех мужчин призвали на фронт. Ну, если не всех, то, по крайней мере, молодых и сильных. На вид женщина была еще сравнительно молода, но острые морщинки возле уголков губ, говорили, что она много повидала и многое испытала в этой жизни, и, быть может, многое ужу потеряла. Эти тонкие морщинки и сильное гибкое тело делали ее похожей на актрису Джейн Фонда. Я так про себя ее и назвал.
– Кто вы такой и что вам нужно?
– поинтересовалась она, вытащив гвоздь изо рта. Молоток женщина на всякий случай взяла покрепче. Разумеется, она говорила по-английски.
– Айм сори, простите, - сказал я, облизывая пересохшие губы и показывая на них пальцем, - не найдется ли у вас чего-нибудь попить?
Женщина недоуменно оглядывала меня с ног до головы. Я испугался, не оставил ли я на себе каких-нибудь улик и тоже осмотрел себя. На мне были домашние тапочки, спортивные штаны "Адидас" и обычная майка. Тривиально одетый гражданин, ничего подозрительного.
– Кам ин, - сказала женщина и поманила меня за собой, - плиз...
Мы вошли в дом. Стандартный двухэтажный английский домик. Внизу две небольшие комнаты. Одна из которых служит и прихожей и кухней. Наверху, очевидно, две крохотные спаленки. Скромная довоенная обстановка: комод, кружева, портреты в рамках. Обыкновенный диван. Застелен очень аккуратно. В доме витал дух одинокой женщины, может быть, тоскливый, но не сломленный. Скромную обстановку согревал теплом лакированного дерева музыкальный инструмент, по-видимому, виолончель, которая висела на стене, на почетном месте. Интересно, кто на ней играет? Или играл?..
– Сит даун плиз, - хозяйка указала на один из стульев, хороводом собравшихся вокруг застеленного скатертью стола.
Я с наслаждением опустился на вогнутое сидение стула и откинулся на спинку. Боже, как я устал! Хозяйка вернулась на кухню, зажгла керосиновую плитку, поставила на нее кофейник. Потом открыла окно и кого-то позвала, судя по всему, дочку. Я сидел в гостиной, отдыхал и разглядывал многочисленные фотографии. Фотографии много скажут наблюдательному человеку, даже если вам ничего не известно о семье, в которую вы случайно попали. У женщины, хлопотавшей сейчас на кухне, был муж - красивый высокий парень - и двое детей: маленький мальчик и довольно большая девочка. Со старомодными, прошлого века усами папа или это, быть может, дед? Фотография родителей висела чуть дальше. Плохо было видно, но вставать не хотелось, да и зачем без причины тревожить хозяйку. Единственно, что меня серьезно взволновало и на что я хотел бы взглянуть поближе, это настенный отрывной календарь. Похудевший более чем наполовину, висел он над громоздкой коробкой радиолы. На листочке значилась дата моего боевого вылета: 26 августа 1940 года. С трудом я удержал себя на месте.