Исповедь маленького негодника.
Шрифт:
Ответственный день. Мы идем в поликлинику на диспансеризацию.
Я уже поел и сидел на полу возле стола. Она сказала Ему:
– По-моему, у нас все будет нормально. Судя по моей книге, он развивается правильно.
– Угу, – отозвался Он из-за газеты.
– Кстати, я скоро опять попробую отнять его от груди.
– Угу.
– И смогу выйти на полставки, как мы и планировали.
Что
Надо было побыстрей что-то придумать. И вдруг у меня родилась гениальная идея, которую я начал осуществлять немедленно. Я покачнулся, упал и со всей силы ударился о ножку стола. До крови разбил губу, а на лбу выросла шишка величиной с мяч для гольфа. Этого-то я и хотел.
Пока Она собиралась, я сидел на полу в гостиной, размахивал руками, хватал в тиски что попадется под руку, стучал игрушками друг об друга и оживленно лопотал.
И вот наконец мы в кабинете доктора. Она посадила меня на стол. Я молчал и тупо глядел в одну точку.
Доктор окинул меня быстрым взглядом, и мой план опять сработал. Он спросил:
– Откуда у ребенка травмы?
– Ударился об стол, – виновато пробормотала Она.
– Понятно, – протянул доктор и молча, с глубокомысленным видом записал что-то в карточку. Потом снова задал вопрос:
– А как развивается ребенок? Он может сидеть без поддержки?
– Конечно, – поспешила ответить Она и убрала от меня руки. Я медленно повалился набок.
– Понятно, – сказал доктор. – Проверим слух.
Честно говоря, трудно было сохранять безучастное выражение лица. Выглядело это на редкость глупо: взрослый человек крадучись передвигается по комнате и громко нашептывает всякие глупости из разных углов. А когда он подошел и стал орать прямо мне в ухо, сдержаться было почти невозможно.
Но я выстоял. Ни один мускул не дрогнул. Я лежал, молчаливый и равнодушный. Доктор в очередной раз произнес свое "понятно" и сделал в карточке пространную запись.
Дальше вообще началось не поймешь что. Он размахивал у меня перед носом дурацки раскрашенными предметами, а сам в это время внимательно, как бы невзначай, взглядывал на меня. Не знаю, чего он хотел, но я держался по-прежнему на высоте.
Потом он вертел передо мной игрушки – хотел проверить, бедняга, умею ли я хватать. Я боролся со страшным искушением протянуть руку и применить метод тисков, но сохранял спокойствие и бессмысленно глядел в пустоту.
– Дома он прекрасно все хватает, – нервно проговорила Она. – Все, что под руку попадется. Правда, он недавно научился, в начале месяца…
Доктор посмотрел на Нее долгим пристальным взглядом. Да, сказал я себе, шишка на лбу и разбитая губа – поистине блестящая выдумка. Теперь он не поверит ни единому слову этой легкомысленной мамаши.
Наконец он оставил надежду расшевелить меня и перенес внимание на Нее. Мне очень жаль,
Жестоко, скажете вы. Но я должен положить конец разговорам про полставки. И, по-моему, это мне уже удалось.
Чтоб облегчить Ее жалкую участь, по дороге домой в машине я сидел прямо и без поддержки, хватал в тиски что попадется под руку, стучал по спинке сиденья и оживленно лопотал.
Забавы ради я попробовал начать передвигаться. В связи с чем у меня две новости – хорошая и плохая.
Хорошая: можно сказать, что я научился ползать. Точнее говоря, после некоторых усилий я оказываюсь не в том месте, где был.
Плохая: двигаться в нужном направлении я пока что не способен.
Надо работать. Поскольку я умело разрушаю все, до чего могу добраться, родители додумались сажать меня посреди комнаты, подальше от шкафчиков, полок, гардеробов и буфета. Так что, если я хочу и дальше разворачивать разрушительную деятельность, я должен как можно скорее научиться ползать. Это, знаете ли, дело первостепенной важности.
Ненавижу, когда за мной подглядывают. Особенно когда я тренируюсь.
Я упражнялся в ползании на ковре в гостиной. Пытался встать на четвереньки. Кстати, это гораздо трудней, чем может показаться.
Опираясь на вытянутые руки, я поднял голову и плечи, и хотел привести в движение остальные части тела. Мне удалось чуть-чуть переместиться, но опять не туда, куда нужно. Более того, в направлении, противоположном желанной цели. Я положил глаз на поднос со стаканами, который Она оставила на полу. Она собиралась убрать их в буфет, но зазвонил телефон, и Ей пришлось бежать на звонок. У меня прямо руки зачесались. Перебить. Добраться и перебить.
Но вообразите мою ярость: чем больше я прилагал усилий, тем больше удалялся от предмета вожделений. Я пятился назад!
В самый неподходящий момент вдруг раздалось хихиканье. Я обернулся. Она просунула голову в дверь и нагло смеялась надо мной.
Да как Она посмела!
Утром лежал в кроватке и думал: а стоит ли ползание таких нечеловеческих усилий? Может, обратить их на другое, скажем, не начать ли разговаривать?
Это было бы очень кстати. Наконец я смогу высказать им все, что думаю, а то приходится обходиться криками и пачкотней. Но поразмыслив, я решил оставить эту затею. Ведь если вдруг я начну говорить, они поднимут СТРАШНЫЙ ПЕРЕПОЛОХ
Она и так все время сравнивает мои даже самые незначительные действия со схемой развития ребенка в книжке. И если я совершу нечто из ряда вон выходящее, вроде разговоров в восемь месяцев от роду, этой суете вообще не будет конца.