Исповедь о материнской любви
Шрифт:
Я чуть не расплакалась, однако вовремя спохватилась, решив не пугать ребенка своими слезами. Тем более что он меня не узнал и удивленно рассматривал незнакомую тетку, пялящуюся на него, не скрывая восторга
Наконец из комнаты, тяжело ступая, выплыла мать. На руках она держала какого-то смуглого малыша. На вид ему не было года, но выглядел он при этом внушительно (я бы даже сказала, что он был о-очень крупным мальчиком для его возраста).
Они оба оценивающе оглядели меня, ухмыльнулись (ей богу, мне показалось, что он ухмыльнулся точно так же, как моя мать, только разве что не сверкнул золоченой коронкой, как у нее!) и, ни слова не говоря, вернулись обратно на кресло. Это был знак того, что я могу все же войти.
Поговорили мы достаточно мирно и доброжелательно. Как чужие, в общем-то, люди, встретившиеся случайно, спустя несколько лет, но никаких претензий друг к другу уже не имеющие.
Выяснилось, что младенца ее зовут Павлом (с отчеством, правда, проблемы, так как она не может точно назвать имя отца), ему девять месяцев (нет, он на девять и выглядит, только очень крупный какой-то), и к нему у нее наконец-то
Ну, что ж, признаться, мне только это было и нужно. Люся давно с ней не живет – глаза не мозолит; Костик – тоже пять лет, как женился и уже воспитывает дочурку; а Алешеньку – я к себе заберу. Так что останется наша мать наконец-то лишь с тем, кого она все-таки смогла полюбить. Жаль только, что для этого ей понадобилось прожить столько лет и родить стольких детей.
…Вот идем мы сейчас с Алешкой домой, а я так и не придумала, что скажу мужу (он почти ничего не знает о моем прошлом и родственниках, – я не рассказывала, а он не настаивал, видя, как тяжела для меня эта тема). Однако мне почему-то кажется, что он и так все поймет, едва на нас взглянет, и примет моего сына, как своего, тем более что других детей после моей неудачной беременности у нас уже быть не может…