Исповедь послушницы (сборник)

Бекитт Лора

– Я Эльза Торн, супруга хозяина дома. Катарине лучше. Вы можете подняться к ней, святой отец.

Рамон тихо вошел в спальню. Увидев его, Катарина закрыла глаза и затаилась, почти не дыша.

– Здравствуй, Кэти, – тихо сказал он. – Я пришел.

– Зачем?

– Чтобы узнать, как ты себя чувствуешь.

– Ты пришел не за этим.

Он приблизился к ее ложу.

– Верно.

Белая повязка на голове Катарины подчеркивала ее бледность. Молодая женщина утопала в подушках, одеялах и перине и казалась беспомощной и хрупкой.

– И все-таки скажи, как

ты себя чувствуешь?

Она открыла глаза и быстро вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Неплохо. Ничего страшного, небольшие ушибы. Все заживет. Я просто сильно испугалась.

– За своего ребенка?

– Да. У меня двое детей.

– Двое?!

– Да. Две дочери. Исабель и Лусия.

В ее улыбке не было триумфа, скорее что-то светлое и трогательное, отчего Рамон еще сильнее почувствовал, сколь непоправима его утрата.

– Конечно, ты же вышла замуж. – Он тяжело вздохнул. Потом спросил: – За кого?

Во взгляде Катарины промелькнуло что-то острое.

– За испанского дворянина. Это все, что я могу сказать. Остальное тебя не касается.

Рамон не сводил с нее глаз. Он пребывал во власти глубокой разрушительной тоски.

– Какие перемены… Кто бы мог подумать!

– Мой мир меняется намного быстрее, чем тот, в котором живешь ты. Хотя вполне возможно, что это только видимость.

– Порой наши миры пересекаются, и тогда образуется общее прошлое, которое невозможно похоронить, – печально промолвил священник.

– Его можно забыть! – резко произнесла Катарина.

Рамон изменился в лице.

– Я хочу попросить у тебя прощения. Я в самом деле собирался вернуться, я вовсе не желал оставлять тебя одну. Однако я оказался перед выбором: изменить своему миру или… самому себе.

– Я знаю, – все так же резко отвечала Катарина. – Нельзя жить мечтами и забывать о реальности. Цена спасения души очень велика, я это понимаю. Считай, что я давно тебя простила, а отпущение грехов ты можешь получить у епископа.

– Об этом грехе я буду молчать до конца своей жизни, – тихо сказал Рамон.

– Это хорошо. А теперь иди, – тут голос Катарины слегка дрогнул, – так будет лучше. Мне не хочется видеть тебя в этом одеянии.

Рамон попытался пошутить:

– Оно мне не идет?

– Напротив, так идет, что становится страшно.

Внезапно он наклонился, бережно взял ее руку и приник к ней губами.

– Я хочу, чтобы ты знала, Кэти: только благодаря тому, что на свете есть ты, я еще способен во что-то верить, – сказал Рамон, потом повернулся и вышел за дверь.

Вскоре вернулась Инес с детьми. Едва она переступила порог, как Катарина знаком велела ей прикрыть дверь.

– Что случилось? Тебе плохо? – Инес бросилась к подруге.

Лицо Катарины казалось осунувшимся, точно она была давно и безнадежно больна.

– Нет, Инес. Просто я хочу кое о чем рассказать. Рамон Монкада обезумел, он приходил сюда, я видела его, вот как тебя сейчас, и говорила с ним!

Инес присела на постель, не снимая мантильи.

– Что ему было нужно?

– Он хотел увидеть меня, да, именно увидеть, а вовсе не попросить прощения или узнать,

все ли со мной в порядке. Я поняла это сразу, как он вошел, – взволнованно произнесла молодая женщина.

На лице Инес появилось озабоченное выражение.

– Кто мог его встретить?

– Служанки и, наверное, Эльза.

Услышав это имя, Инес нахмурилась. Эльза относилась к ней как к приживалке; вероятно, поэтому девушка так и не стала членом семьи. Она редко садилась за стол вместе с Катариной, Паулем, Эрнаном, Эльзой и детьми и не принимала участия в семейных разговорах. Инес была сыта и одета, но не получала жалованья. В ее положении было трудно рассчитывать на большее. Пауль Торн оплатил ее содержание в монастыре, и она едва ли смогла бы отработать этот долг. Инес сознательно посвятила себя Катарине и ее детям и старалась не задумываться о будущем. Тем более Катарина в самом деле нуждалась в поддержке и помощи подруги: Исабель была еще очень мала, когда молодая женщина родила второго ребенка. Кстати, Эрнан с восторгом принял это событие и был полон надежды на то, что со временем в их семье появятся еще несколько детей.

– Неужели он назвал себя? – спросила Инес.

– Надеюсь, что нет.

– На всякий случай будь готова к объяснениям.

– Я давно к ним готова.

– Ты хочешь, чтобы он пришел снова? – помедлив, спросила Инес.

– Нет. Посмотрев на него, я лишний раз убедилась в том, какие мы разные. Для меня жизнь есть жизнь, тогда как для него это всего лишь ступенька на пути к вечности.

Инес приняла такой ответ, хотя ей и показалось, что подруга немного покривила душой.

Вернувшись с работы, Эрнан сразу поднялся в комнату жены, чтобы узнать, как она себя чувствует. От него пахло свежим ветром и морем, а не ладаном, как от Рамона, и Катарина с наслаждением вдохнула этот давно ставший привычным, сильный и терпкий запах.

На руках Эрнан держал Лусию, у его колен стояла Исабель в красном бархатном платье. Девочки были очень похожи, никто не сомневался в том, что они родные сестры.

– Говорят, сегодня сюда приходил какой-то священник, – Эрнан произнес эти слова без всякой подозрительности. – Что ему было нужно?

– Он хотел меня проведать, он видел, как со мной случилось несчастье, – спокойно ответила Катарина.

– Откуда он тебя знает?

– Когда я была послушницей, он исповедовал нас. Он был приором, а потом стал аббатом обители Святого Бенедикта. – И, подумав, добавила: – Он был в числе тех, кто уговаривал меня покинуть монастырь и подчиниться воле отца.

Удовлетворенный таким объяснением, Эрнан больше ни о чем не спрашивал. Они еще немного поговорили, потом Катарина закрыла глаза, притворившись, что хочет спать. Перед этим она с нежностью поцеловала своих дочерей. Прожив с Эрнаном больше четырех лет, она почти полностью соответствовала тому образу идеальной супруги, какой он лелеял в своих мечтах. При этом они сильно отличались друг от друга. Мир Эрнана был слишком конкретным, мир Катарины – куда более загадочным и туманным. Он старался планировать свою будущность, а она никогда ничего не загадывала.