Исповедь проститутки
Шрифт:
Я запрещала себе думать о Викторе. Но вместе с тем я бережно хранила в памяти и в сердце драгоценные воспоминания тех нескольких дней, когда я была счастлива, по-настоящему, в полной мере счастлива: полные бесконечной нежности, глаза Виктора, наши ночи любви и планы на будущее – наше с ним совместное будущее, планы, которым не суждено было осуществиться.
* * *
Наша Ксюша так и не объявилась. Да и где уж там, в её возвращение уже никто не верил,– прошло два месяца с момента её исчезновения. Только бы узнать, где она, что могло с ней случиться.
Натали чуть ли не каждую неделю вызывали на опознание.
– Небезопасно в наше время молодой красивой девушке в одиночку разъезжать по вечерней столице, – говорил он, когда Натали пыталась возразить против его присутствия.
И Натали не настаивала. Она спокойно принимала ухаживания Жени, которые он тщетно пытался замаскировать под видом обычной дружеской поддержки и опеки. На наши с Томкой вопросы она только отмахивалась и отшучивалась, что, мол, так спокойнее, и с её стороны это не более, чем дружба.
– Я и подумать никогда не могла о том, что стану когда-нибудь дружить с ментом, – говорила Натали, – а тем более заводить роман. Вы что, девочки?! Менты – это особая категория людей. И меня они никогда не привлекали.
Томка только качала головой и улыбалась.
* * *
Наконец, открыли новую, «девятую», базу, и меня вскоре собирались переводить туда. Девочки грустили, особенно Элла. Она привязалась ко мне за последние недели, я стала для неё словно старшая сестра, хотя и была на год младше неё самой. Я тоже привыкла к своим новым подружкам и понимала, что на новом месте мне будет их не хватать: экзотической внешности Камиллы, её прямоты и бескомпромиссности; неразлучных хохотушек, рыжеволосой Алисы с Розой; несчастной, перепуганной Эллы, вздрагивавшей при каждом звуке и бежавшей ко мне по любому поводу. Элла тосковала и переживала больше других. Особенно её тревожила перспектива остаться без моей защиты и поддержки, на «растерзание» Ирмы, которая последние дни метала молнии и хамила всем подряд без повода и причины.
– Почему такая несправедливость? – слышались громкие возмущения из-за дверей её комнаты. – С чего такая честь? Чем она лучше нас с тобой, Роксана?
– Ирма всё никак не уймётся? – говорила администратор Алла, качая головой. – Не может смириться с твоим переводом?
– Насколько я помню, я с самого начала пришла сюда временно, – сказала я, – подучиться, набраться опыта.
– Это всё понятно, – ответила Алла. – Мне понятно, девочкам. Здесь вообще постоянная «текучка», одних повышают, других понижают. Никто не обращает на это никакого внимания. Но только не Ирма. Этой занозе всё всегда надо, ей всё не так, особенно когда у других всё хорошо.
– Девочки, смотрите, не давайте в обиду Эллу, – просила я. – У неё и так сейчас трудный период выздоровления и реабилитации. Поддерживайте её, чтоб она не сорвалась.
– Не волнуйся, Марго, Элла под надёжной защитой, – говорила Камилла, которая, к моему удивлению, в последнее время тоже прониклась заботой об Элле и поменяла своё к ней отношение.
– Да, да, – добавляли со своей стороны Алиса с Розой, – мы будем присматривать и за Эллой, и за этой сучкой Ирмой. Можешь ехать со спокойным сердцем.
И в один прекрасный день я
* * *
На новом месте я окунулась в совершенно иной мир, в иное общество, кардинально отличавшееся от того, к чему я привыкла за последние полгода. Здесь было всё по-другому: другое общение, другие отношения, развлечения. Девочки были все молодые, не старше двадцати двух лет, красивые, опытные и капризные. По сути, это были те же проститутки, что и на «семёрке», и на «шестёрке», только в более дорогой упаковке. Но как они себя несли! Словно это были не иначе как леди из высшего общества. Смотреть на них было смешно и противно. Особенно когда эти «леди» громко и пискляво ругались матом из-за каждой ерунды. Поэтому я несказанно обрадовалась, когда через неделю с «восьмёрки» перевели Монику, мою прежнюю подружку и соседку. Мы снова поселились вместе, и жизнь для меня потекла веселее.
Моника поведала мне все последние новости с «восьмёрки». Эмилию в начале зимы перевели в эскорт, и теперь она так задрала нос, что даже не здоровалась при редких встречах. Сашу, которую тоже готовили в эскорт, вместо повышения выгнали – за злостные нарушения дисциплины. Даже смешно: «за злостные нарушения»! Как будто речь идёт о пансионате благородных девиц, а не о борделе. Луизу, прежнюю подружку злополучной Ирмы, понизили на «семёрку».
– Эта дура своим нытьём просто всех достала, – выругалась Моника. – Причём, не только нас и администраторов. Она ведь стала клиентам устраивать сеансы психоанализа, на которых, вместо того, чтобы пахать, изливала душу и плакала на «сильном мужском плече». Короче, съехала девочка с катушек. Таисия предупредила, что дальше «семёрки» ни понижать, ни повышать её не собирается. Если не опомнится и не возьмётся как положено за работу – полетит к чёртовой бабушке. Так девчонки с «семёрки» говорят, «строчит» теперь, как потерпевшая: больше никаких душевных излияний, только минет, стриптиз, и опять минет. Нашла, чем рот занять, вместо пустой болтовни.
Мы с Моникой покатились от смеха.
– Ну а у тебя как дела? – спросила Моника. – Что произошло в твоей жизни за последние шесть месяцев, которые мы не виделись?
Я рассказала своей вновь приобретённой подруге обо всех главных событиях, ворвавшихся в мою жизнь, подобно ветру перемен, и навсегда изменивших её привычное течение. Я рассказала Монике о наркоманке Элле и о том, как мы боролись за её избавление от страшной зависимости, о наших с Жанной визитах в жуткую мрачную клинику, где Элла находилась целых три недели; о том, как больше двух месяцев назад пропала наша подруга, милая и нежная Ксюша, о том, как её поиски до сих пор не дали результатов, и мы всё ещё не знаем, где она, что с ней, жива ли она.