Исповедь «Русского азиата» Русские в Туркестане и в постсоветской России.
Шрифт:
А что происходит в последнее время? Все те же признаки политической конъюнктуры! В порядке подготовки к юбилею в 1916 году, национал — шовинистами, ура — патриотами и другой нечистоплотной публикой опубликовано много фальшивых, тенденциозных и провокационных материалов о восстании киргизов 1916 года. Для большей достоверности делаются ссылки на издания 30-х годов, авторы которых якобы сами участвовали в восстании. В качестве примера, можно привести так называемую лекцию некого Б. Исакеева и материал Б. Максутова «Великое восстание кыргызов 1916 года» где они талдычат одно и то же: «Россия хотела истребить киргизов…» и героизирует эти события — всё списано под копирку у Герша Бройды.
Можно было бы и не обращать
Кто они организаторы юбилея и их приспешники? Других времен неблагодарные сарыбагыши и бугунцы — самые активные участники бессмысленного восстания? Или это та часть киргизской интеллигенции, проникнутая ядом радикального национализма и руслфобии. В любом случае, это политики — временщики и провокаторы, которым не терпится погреть на этом руки.
Хватит ли способностей у нынешней прогрессивной киргизской общественности переломить ситуацию и подойти к событиям 1916 года с позиции здравого смысла — вот в чём вопрос. Социально–политическое положение современной Киргизии можно было бы отнести к «детской болезни» киргизов в условиях несформировавшейся нации (наличие более двадцати тесных родоплеменных связей и отсутствие гражданского общества), но от этого не легче другим, прежде всего русским, живущим в Киргизии, а так же прослойке мудрых, цивилизованных киргизов, которым действительно дорога судьба своего народа и своей страны.
Часть киргизской элиты, как и 100 лет назад, из личного эгоизма и ложных амбиций не чувствуют в каком мире они живут и не различают истинных друзей и союзников.
Видный русский историк Василий Ключевский по этому поводу сказал: «История не учительница, а надзирательница и наставница жизни: она ни чему не учит, а только наказывает за незнание уроков». Так может быть хватит «наступать на одни и те же грабли?».
ГЛАВА III. РУССКИЕ В советской СРЕДНЕЙ АЗИИ
« Благодатны дни юности. Старость любит возвращаться к ним сквозь туман времени»
Малая Родина… Ее, как и родителей, не выбирают. Я родился в Средней Азии, на юге Киргизии, в небольшом городе Кара—Су. В полной мере проникнуться малой Родиной можно лишь в том случае, если там прошла хотя бы часть сознательной жизни, скажем — детство и юность. Но малая Родина это не только дань скоротечному, беспечному детству и юности. Это окружающая природа, люди, условия жизни, все то, что формирует личность человека. Кара—Су оставался моей малой Родиной до тех пор, пока не пришлось покинуть Киргизию — замечательный горный край, в одночасье превратившийся в ближнее зарубежье. Теперь, в России, малая Родина выросла до масштабов всей Киргизии.
Моё детство прошло в горах Памиро—Алая, на Юге Киргизии и Таласской долине, юность на Тянь—Шане и берегу Иссык—Куля, студенческие годы в городе Алма—Ате — бывшей столице Казахстана, зрелые годы в столице республике городе Фрунзе.
Мой отец, уроженец Саратовской области приехал в Киргизию — г. Ош в 1937 году — ему было 24 года. Он, как и тысячи других русских из России, а это учёные, строители, инженеры, врачи, учителя, попал в Киргизию поднимать экономику республики, грамотность и культуру местного населения. Специалист связи: почтовая связь, радио, телефон, телеграф, были его сферой и всё это, было если не зачаточном, то далеко в недоразвитом состоянии. Даже во Фрунзе —
Он всегда казался мне человеком строгим и суровым, возможно это объяснялось тем, что в семье было четверо детей и это в те годы требовало от него больших усилий по её содержанию. Мы росли в условиях выживания и возможно по этой причине, нас в семье не приучали к моделированию своего будущего, перед нами не ставили высокую жизненную планку к примеру, готовиться к поступлению в престижные вузы — мы просто плыли по течению. Как следствие, из чувства неполноценности крупные города страны были как бы не для нас. Поэтому, окончив школу, я и мои однокашники, в большинстве своём поступали в ближайшие учебные заведения городов Ош, Фрунзе в лучшем случае Ташкент, Алма—Ата.
Моя исповедь не может быть полной если не коснуться семьи более подробно. Главной проблемой моего детства были сложные отношения между мной м мачехой, которая появилась после смерти мамы. Наверно это типично когда в семье кроме пасынка появились трое своих детей. Мало того, что мачеха по определению не была для меня родным источником бытия и была, по моему мнению предвзята по отношению ко мне, так к тому же, не понятно зачем, дистанцировалась от меня заставляя называть её на «вы». Подобная обстановка имела место с 9 до 14 летнего моего возраста. Отец, чтобы вразумить меня, иногда брался за ремень, но это только усугубляло положение. Я стал сбегать из дома, ночевал на чердаках в кругу молодых хулиганов из неблагополучных семей, многие из которых в дальнейшем криминализировались и имели проблемы с законом. В этот период, наличие железной дороги могло бы превратить меня в беспризорники, но она была в 360 километрах от Нарына где всё и происходило.
Меня угнетало и то, что имя моей мамы в семье никогда не упоминалось, а отец до самой смерти так ни разу и не заговорил о ней со мной, лишив каких либо подробностей нашей с ней недолгой совместной жизни. Более того, в свои семьдесят лет, по запросу, я получил копии архивных документов отца. Однако в этих документах, при всей строгости того времени, не оказалось упоминания о его первом браке и моём рождении.
Как и мои два брата с сестрой мы росли без прошлого в том смысле, что мало знали о родственниках и уж тем более о своих предках. А ведь быть без чувства живой связи с дедами и прадедами — это значит не иметь себе точек опоры в истории. Увы, таково было время — наследие большевизма, которое принуждало людей отказаться от своих корней: истории, религии, предков. Множество русских душ было искалечено этим. По мере взросления, начиная с 8 го класса, наши отношения с мачехой пришли в норму — ушли в прошлое обиды, несправедливость, предвзятость и я стал почитать её как мать. Надо отдать должное, когда после школы я начал работать, а средний брат поступил в техникум, она с сестрой и младшим братом на руках, имея семь классов образования, сумела окончить 10 классов вечерней школы, затем курсы и долгое время, до пенсии, работала в Карасуйском райисполкоме бухгалтером.
Для меня отец приоткрылся пятьдесят лет спустя после его кончины по прочтению писем из «архива» мачехи после её ухода в мир иной. Это были письма отца из Ташкентского госпиталя — там он лежал с онкологией приговорённый к смерти. В письмах были простые человеческие размышления, доброе отношение к детям, ко мне лично.
После школы, по принципу Бруоновского движения меня понесло по жизни, сталкивая с её реалиями. К тому времени, в своей основе, я сформировался вполне зрелой личностью с достаточно твёрдым характером. И вообще, начиная с восьмого класса Карасуйской школы, меня в основном окружали и окружают достойные люди — умные, благородные, а некоторые и «светлые». Теперь многих из них нет, но я с благодарностью храню их в душе.