Исповедь «вора в законе»
Шрифт:
— Давненько не принимал я такого «пропуля», — в изумлении развел он руками, когда посчитали купюры.
— Не иначе, Боженька слышит мои молитвы.
В пачке оказалось восемь тысяч сотенными.
Первым делом вспомнили о своем воровском долге перед теми, кто «в зоне». Заехали к Розиной матери, дали ей рублей восемьсот. Потом к сестре Огорода. Попросили, чтобы Розе и Володьке послали посылки и привет от нас.
Так не хотелось встречаться мне с Машей, Розиной сестрой, но она оказалась дома. И конечно, не удержалась, чтобы меня лишний раз попрекнуть.
— Роза о тебе чуть не в каждом
— Да нет, — смутился я. — Просто редко в Москве бываю.
— Не хитри, Валентин, все я про тебя знаю, — она немного смягчила тон. — Ася сказала, что видела тебя с какой-то красивой девушкой. Что поделаешь. Роза ведь тоже понимает, что, будь вы по-прежнему вместе, никто бы вас не смог разлучить.
— Она права. — Я согласно кивнул головой.
— На, почитай на досуге. — Маша передала мне пачку писем от Розы. — Сам поймешь, каково ей там без тебя.
Под впечатлением этого разговора и Розиных писем я пошел на почту и отбил ей большую телеграмму. Написал, что о ней и о любви нашей буду помнить всегда.
Оставшиеся деньги мы с Хитрым поделили пополам. На них я купил хороший приемник с проигрывателем — для Нины. Прихожу к ним домой, а там, кроме Валюши, сестрички Нининой, никого.
— А взрослые где? — спрашиваю девочку.
— Мама на работе, а Нина за хлебом пошла, — отвечает она. — А вы присаживайтесь.
Валюша подставляет мне табурет.
В который уже раз с тяжелым сердцем оглядываю жалкую эту комнатку. Да тут, вообще говоря, нечего и оглядывать. Две старенькие железные кровати, крохотный столик на курьих ножках, за которым Валя делает уроки, да три табуретки.
Девочка только что пришла из школы и собиралась пообедать. Весь обед — постные щи да каша. Мать у них была верующая и требовала, чтобы дочери соблюдали посты. Хотя та пища, которую все они принимали в обычное время, была почти такой же постной и скудной.
Прибежала Нина. Увидев меня, обрадовалась. Подарок произвел впечатление.
— Ну, теперь будем с музыкой.
— Дай срок, купим и телевизор.
— Размечтался тоже, — ответила на мое бахвальство Нина. — Тут не знаешь, как концы с концами свести…
Я понял, что попал «не в точку». В самом деле, людям порой есть нечего, а «последними известиями» сыт не будешь. И постарался сменить пластинку.
— Слушай, Нинок. Убери ты эти кастрюли. Берем Валюшу и пошли в кафе. Накормим там ее досыта.
Девочка обрадовалась, захлопала в ладоши.
В кафе она с таким аппетитом уплетала обычный шницель, будто вкуснее ничего не ела. Пришлось заказывать ей вторую порцию. Боже, после войны прошло десять лет, а можно подумать, что мы живем в сорок пятом.
Накупил девчонке пирожных, шоколадных конфет. И тут ее радости не было предела. А после, прежде чем что-то приобрести «для дома», стал советоваться с Нинулей. Привез им из мебельного магазина новые кровати, диван, этажерку, стулья. Все это, как и посуду, мы выбирали вместе с невестой.
«Покупал» много, а в этом тоже определенный риск, даже если «работаешь» осторожно. И вот однажды чуть не сорвался. В одном из магазинов, что возле платформы Новая, вытащил из дамской сумочки тысячи полторы. И тут меня схватили за руку. Не милиция — посторонние
Меня и тех, кто пытался со мной расправиться, они обступили со всех сторон.
— В чем дело? Что здесь происходит? — Голос у Севастополя громовой, вид солидный.
— Да вот этот парень, — отвечает, показывая на меня, кудлатый детина, деньги у бабы вытащил.
— Ах, сволочь, — «возмущается» Севастополь и тут же дает мне всамделишный подзатыльник. Не волнуйтесь, граждане, разберемся.
Воры берут меня под руки и с силой тащат «в милицию». Я упираюсь, пытаюсь «вырваться».
Все разыгрывается, как по нотам. И вот мы все уже на платформе, садимся в электричку.
— Сколько раз тебе говорено, — с упреком втолковывает мне Хитрый. — Не работай в одиночку. Совсем обнаглел парень.
Я молчу — согласен. Понимаю, что ребята спасли меня от тюрьмы. И естественно, не могу остаться должником. Веду всех в ресторан.
Несколько дней отдыхал, гулял с Нинулей, хотя настроение было паршивое. Как будто предчувствовал еще одну неприятность. Так оно и случилось.
Захожу в обувной магазин в Люберцах (опять один, совет Хитрого не пошел впрок). Женщина примеряет туфли, рядом с ней на лавочке ридикюль. «Беру» на редкость удачно. В тихом скверике раскрываю сумочку. Денег немного и с ними вместе — сложенная вчетверо двухсотрублевая облигация. Неспроста, видно, она сюда положена. Заглянул в сберкассу, проверил. И вправду — выигрыш, да притом крупный, целых пять тысяч. Нет, здесь получать рискованно. В тот же день еду в Москву. Все в порядке, деньги у меня в кармане. В радостном настроении возвращаюсь в Люберцы и сразу — к Нине.
Вижу, лицо у нее заплаканное.
— Что случилось, Нинуля?
Она молчит. И вдруг — выпаливает одним махом:
— Знаю я теперь, Валентин, какой ты летчик.
Меня — словно обухом по голове ударили. Но сдержался: надо же выяснить, все ли ей известно.
— Объясни, что ты имеешь в виду? — спрашиваю ее, стараясь не показывать вида, что взволнован.
— Будто сам не догадываешься. — Нина часто-часто заморгала глазками. — Зойка сказала мне, что ты… вор. Видела, говорит, как в обувном магазине украл сумку у женщины.
Стою перед ней, не зная, куда деться от стыда. Будто раздели меня донага. Ну все, думаю, окончен наш роман.
Но что это? Она подходит ко мне, обнимает и робко целует в щеку.
— Не переживай. Все равно я тебя люблю. Не хочу только, чтоб воровал.
— А если буду, бросишь? — робко спрашиваю ее.
— Нет, не брошу. Душа у тебя открытая, щедрая. А за это можно все простить. Только ни к чему он, этот вечный страх, ни тебе, ни мне. Пусть будем жить победнее, зато без боязни, что завтра заберут.