Исповедь Зеленого Пламени
Шрифт:
Смотрит в сторону… А я стою и жду непонятно чего, словно вот сейчас Он рассмеется и обнимет меня, и сразу вся эта беготня с метлой по разрушенным перекрытиям обратится просто в игру, затеянную двумя друзьями от избытка энергии.
Так поступил бы Флетчер. Но Он не Флетчер, и наивно ждать от Него таких же реакций — ни разу не видела я даже тени улыбки на этом неправдоподобно красивом лице.
Вместо этого Он наклоняется и целует мою руку — у запястья, с внутренней стороны. Так, а этого Он откуда набрался?
— Зря ты это, —
— Что? — не понимает Он.
— Так целуют шрамы, — объясняю я нехотя.
— Какие шрамы?
— От бритвы. А иногда, — теперь моя очередь прятать глаза, — от гвоздей.
— Не понимаю…
— И очень хорошо, что не понимаешь, — кстати, я ничуть не удивилась бы, если бы за Ним числился и этот непростительный грех. Но Он не носит браслетов, и нетрудно увидеть, что запястья Его так же чисты, как и мои, без единого следа порезов.
— Эко лихое мудерсло… — вырывается у меня почти непроизвольно.
— А это что за ругательство? — тут же откликается Он.
— Это не ругательство, — невольно улыбаюсь я. — Это когда-то давно, еще детенышами, мы играли в магию. Было такое правило: в придуманном заклятье все согласные заменяются любыми другими, гласные не трогаются. И один мальчишка сделал заклятье: «Да станет это живое существо ледяным мороком». Через три дня заклятье знали наизусть абсолютно все…
И тут я впервые за все время вижу Его губы, чуть дрогнувшие в доверчивом подобии улыбки!
— Кажется, я понял, — и свет из бирюзовых глаз. Вот честное слово, именно из-за таких улыбок — только чуть поярче — и убегают из дому разные Нелли и Маэстины…
— Брат мой… — срывается с моих губ еле слышно.
— Лиганор! — я вскидываю голову. — Слушай… Если ты обещаешь мне одну вещь, клянусь тебе чем угодно, что сегодняшняя история в «Вечном зове» никогда не повторится.
— Обещаю, только скажи, что именно…
— Танцуй под мою гитару перед людьми — и я буду петь, как пою только по ночам.
— Ты в самом деле этого хочешь? — замираю я.
Наши, взгляды встречаются — и одними губами, как молитву, Он произносит:
— Все в твоей власти…
С торжествующей улыбкой я погружаю обе руки в шелковистую медь:
— Ну смотри у меня! Будешь во время концерта, как это у тебя водится, из бутылки с пивом отхлебывать — разобью ее без всякого сострадания!
Терцет II
УТЕШЕНИЕ ДУШИ
«СЛЫШИШЬ, НЕБО ЗОВЕТ НАС…»
Пожалуй, он был бы даже красив, этот рыжеволосый парень, если б не копировал так старательно Лугхада. Впрочем, чушь — он явно переигрывает. То, что у Лугхада — нечеловеческое напряжение, полнейшая, до последней капли, самоотдача, у этого типа стало банальной истерикой. Смотреть на то, как он закатывает глаза и потрясает огненно-рыжими нечесаными патлами, мне
Лугхад сейчас шляется где-то по кабакам совсем в другой части города, а может быть, сидит на полуобвалившейся башенке нашего «замка ужаса» и сверху меланхолично взирает на вечерний Кармэль. Во всяком случае, вечер сегодня пропал — утром я наступила босой ногой на осколок бутылки. Рана не то чтобы глубокая, но нормально танцевать я смогу дня через три, не раньше. Трать-тарарать, вот поймаю Ярта, этого маленького свиненка — и пусть не рассчитывает на мой гуманизм! Я его живенько отучу пить пиво тайком от матери, а потом швырять пустые бутылки в окна соседям!
Пока что гоп-компания во главе с рыжим шаманом обосновалась на нашем заветном месте — третьей площадке широкой парадной лестницы, ведущей в парк, которую я, по аналогии с Городом Дорожного Миража, зову Лестницей на Небеса. Ну, нам они не конкуренты — они здесь только потому, что Даммис, их флейтист, спросил у меня разрешения. В отличие от шамана и черненькой, с ним я знакома уже давно — вместе голубей крали из голубятни толстого Форка. Но тем не менее стоит зажить моей ноге — и эта троица тут же отправится искать себе другое место. Пока я здесь, Лестница моя по праву первооткрывателя.
Однако надо отдать им должное — толпу они собрали немногим меньше той, что собираем мы с Лугхадом. И не только простонародье — вон тот алый камзол явно принадлежит Рыцарю Залов из личной охраны лорда Райни, Владыки Каэр Мэйла. Да и вообще хватает народу, которому дозволено носить оружие, а также дам под покрывалами. Но все же — сколько ни бейся в истерике этот деятель, никогда ему не играть так, как Лугхаду. У того, бывает, руки почти и не движутся по струнам, а гитара сама поет. И в безумии, и в беспамятстве Магистр остается Магистром…
Два с небольшим месяца, как я под Тенью, — а для всего Кармэля, или Каэр Мэйла, как называет его Безумец, я уже давно Лигнор-танцовщица, одна из городских достопримечательностей, сумасшедшая подружка ненормального Лугхада (ибо нормальная женщина с таким не свяжется)… Сразу говорю, дабы пресечь все возможные кривотолки: что бы ни говорили на этот счет в Кармэле, отношения между нами так и остались чисто братскими, что, скажем так, вполне меня устраивает. Уж лучше я буду хранить верность Флетчеру, чем лишний раз подтвержу справедливость цитаты из моей ученицы Клейдры: «Любовь его лишь с гитарой, всю страсть отдает он песне…» С менестрелями оно так частенько бывает, и хватит об этом…