Исповеди на лестничной площадке
Шрифт:
Может быть, от его запоев жена его и ушла раньше срока, а может работа ее погубила. Она на опытном заводе работа, в отделе готовой продукции, а уж какая продукция на химическом заводе, известно. Каждое второе вещество канцероген.
Надышалась, и вот результат.
Я вот сейчас понимаю, как рано она ушла. Моложе была, чем я сейчас. И крепче.
Как-то несет огромную сумку с банками, компоты консервировать, я говорю мужу:
– Помоги соседке донести.
Он потянулся к сумке, да она не дала.
– Что ты, у тебя Леша интеллигент, хлипкий
Конечно, это со смехом, с подковыркой, но сумки не дала.
И такую вот крепкую женщину, работящую, не скандальную, уверенную в себе болезнь за два года унесла, неожиданно для близких.
Мария Ивановна умерла, я на похороны опоздала, но могилу нашла, постояла у холмика, засыпанного цветами.
Была осень, дул холодный ветер, и я думала о том, что на похоронах в России всегда холодно, такое впечатление, что в теплые денечки никто не умирает. Вечером я зашла на поминки в открытые двери соседской квартиры. Леша пришел позже, как вернулся с работы.
Дед продолжал пить горькую, заливал свое горе, но Лена была не одна, Саша был рядом, помогал и с горем справится, и отца хоть чуть-чуть, да образумить.
Часто сосед до того допивался, что двери открыть не мог, и спал на лестнице.
Первое время мы с мужем жалели старика, ветерана войны, бывшего милиционера, поднимали его с пола, приводили в свою квартиру, или искали у него ключ, открывали двери, а потом устали, привыкли и махнули рукой.
Спит на ступеньках, хорошо ему, ну и пускай спит.
Много лет ключи от нашей квартиры были у соседей.
Замок у нас был захлопывающийся, и чтобы двери не ломать, я запасные ключи Марии Ивановне отдала.
А когда она умерла, Лена ключи мне вернула.
– Знаешь, отец, когда в запое, он из дома все тащит, продает. Всю нашу библиотеку продал. Говорит, когда у меня душа болит и выпить хочется, мне ничего не жалко. Боюсь я, как бы он у тебя чего не спер.
***
Накануне очередного в нашем подъезде пожара, Никита Степанович, неожиданно трезвый, чинил замок во входной двери.
Очень долго возился, старался, я обратила внимание на его трудолюбивое пыхтение, порадовалась, домашними делами начал заниматься, успокоился немного после смерти жены, которая будучи на 12 лет его моложе, сошла в могилу, оставила одного.
Но просветление это было на один день.
На другой он снова был пьяный, ничего не соображал. Бросил незатушеную сигарету в мусорное ведро, где лежали бумаги.
Бумаги загорелись, дым пошел, вонища по всему подъезду.
До меня запах дыма не добрался, а к Лиде, она ж над ними жила, так дымина и повалил. Она испугалась, вызвала пожарных.
Пожарные быстро разобрались, откуда дым несется, собрались у наших дверей, шумят.
Старик на стук откликнулся, а открывать отказался.
Я к тому времени свои двери открыла, наблюдаю, как из-под дверей соседей дым ползет тонкой струйкой.
Один
– Не открывает, ломай двери.
Тут я вспомнила, как долго старик замок чинил, жалко мне стало его трудов:
– Подождите, - говорю, - может быть, он мне двери откроет, на знакомый голос.
Подошла я вплотную к двери, нос носовым платком прикрыла, чтобы дымом не дышать, начала соседа уговаривать:
– Никита Степанович, ты меня узнаешь? Открой дверь, я тут, не бойся, ничего плохого они тебе не сделают, открой дверь, побереги, ведь выломают.
А он мне в ответ:
– Я тебя, Зина, очень уважаю, я голос твой узнаю, а дверь все равно не открою.
Тут пожарный, плечи косая сажень, откачнулся назад, к стенке. Коридор у нас узкий, чуть больше метра, разбега нет, и он без всякого разбега поднял ногу и ударил один раз, и дверь сразу распахнулась, даже второго удара не понадобилось. Вот народ теперь беспокоится за свое добро, понаставил железные двери, а говорят все равно, двери не прошибешь, зато коробка вместе с непрошибаемой дверью легко вываливается.
И запирая двери на ключ, мы только обманываем себя, что в безопасности, а кому надо, тот войдет.
Пожарные двери вышибли, ведро водой залили, уехали.
Лена вечером пришла, я ей поведала ей о наших дневных происшествиях, она только вздохнула:
– Сожжет нас дед, по миру пустит. Как мать умерла, пьет беспробудно.
Наутро дед, стыдливо пряча от меня глаза, снова чинил входной замок у своей двери.
Выглядел, как нашкодивший ребенок.
***
Сосед пил и пил, и возраст уже за восемьдесят, а его смерть и не берет. Перепил он, ее, свою смерть.
Смерть его не брала, а до белой горячки он допился.
Лена рассказывала:
" - Лежит один в комнате и разговаривает:
Я подошла, слышу:
– Ты что там сидишь. Слезай, иди под одеяло, замерзла ведь уже.
Я спрашиваю его:
– Папа, ты с кем разговариваешь?
А он мне:
– Да ты, что не видишь, вон сидит на двери, зеленая такая. Маленькая. А почему она такая зеленая? Замерзла, наверное".
Били его собутыльники, бомжи и шваль всякая, один раз ребро сломали и легкое повредили.
Он дышал и раздувался как шар. Лена положила его в больницу, подлечили его. Физически подлечили, а с головой у него постепенно становилось все хуже и хуже. Он уже не узнавал дочь, не понимал, где находится, но по получению пенсии, шел в магазин, и пропивал ее совместно с друзьями собутыльниками.
И дотянул он до 84 лет, пережил жену на 10 лет.
Лена его похоронила, и стали они жить втроем: Сашка, Коля и она.
***
Лена в середине девяностых бросила свою работу инженера с мизерной зарплатой, которую к тому и не платили, и устроилась в какую-то торговую фирму, а братья Сашки открыли ларек: водкой торговали.