Исправление ошибок
Шрифт:
Да, находиться рядом с ним ей было хорошо, она чувствовала защищенность и спокойствие, и, хотя Джефри во время встреч чаще молчал, чем говорил, ее совершенно не тяготило его присутствие. Но никаких далеко идущих планов в развитии их отношений Мардж не строила. Слишком сильно еще кровоточила рана после ошибки с Артуро, и мечтать о новых отношениях Мардж просто не имела сил.
Так что, можно сказать, что их отношения протекали без всяких попыток ускорить что с одной, что с другой стороны. За это время Мардж закончила правку романа «В омуте страсти» и сейчас ждала его выхода из печати, одновременно думая над сюжетом нового романа. Но ничего интересного в голову не приходило, все какие-то глупости.
То ли под воздействием встреч
Эти муки творчества, предшествующие моменту, когда она сядет за компьютер и начнет набивать текст, были неотъемлемой частью писательской работы и очень нравились Мардж. В эти моменты она ощущала себя строителем вселенных, творцом новых жизней, упивалась возможностью направлять и вести своих героев по любой дороге, по какой ей только заблагорассудится. Но, чтобы их куда-то вести, Мардж должна была сама знать о тех местах хоть что-нибудь.
Поэтому разговоры с Джефри преследовали две цели. Во-первых, ей приятно и интересно было с ним общаться, а во-вторых, Мардж накапливала материал для новой книги, ведь среди ее знакомых не было других частных детективов.
— Ну почему тебе пришлось уйти из полиции? — Мардж иногда бывала до неприличия настойчивой. — Что-то случилось?
Если до сих пор Джефри был настроен благосклонно и даже иногда улыбался, то сейчас замкнулся, замолчал и насупился. Он даже не посчитал нужным хоть что-нибудь ответить. Мардж больше не приставала, решив, что для нее же будет лучше, если она прекратит расспросы. Хотя бы на время. Нет, потом она у него обязательно выпытает.
В кинотеатре сегодня показывали «Гроздья гнева» по роману Джона Стейнбека с красавцем Генри Фонда в главной роли. Сколько раз Мардж смотрела этот фильм, столько раз и плакала. Судьба героев, отличная режиссерская и актерская работы до такой степени делали фильм реальным, что Мардж сама себе казалась действующим лицом этой истории.
Вот и сегодня из кинотеатра Мардж вышла с покрасневшими глазами и припухшим носом.
— Не думал, что ты так все близко к сердцу принимаешь, — усмехнулся Джефри, когда они оказались на светлой улице и он увидел заплаканное лицо Мардж. — Это же надо — реветь над выдуманными историями.
— Я не над всеми реву, только над этим фильмом, — оправдываясь, сказала Мардж. Еще не хватало, чтобы Джефри подумал, что она сентиментальная дурочка.
— Да брось ты, слез не нужно стесняться, — успокаивающе произнес он. — Только они способны облегчить и исцелить сердце.
Мардж застыла на месте, уставившись на Джефри. Не ожидала она таких слов от казавшегося грубым детектива.
— Да ты философ…
Джефри криво усмехнулся.
— При чем тут философия? Это всего лишь опыт жизни. — И он, не взглянув на Мардж, зашагал прочь от кинотеатра.
Мардж поспешила за ним, не зная, что сказать. Так они и прошли молча несколько
Когда до дома Мардж оставалось всего ничего, только пройти парк, они как раз в него входили, неожиданно Джефри заговорил:
— Ты вот все допытывалась, почему я ушел из полиции. Хочешь, расскажу?
Мардж, боясь, что он передумает, лишь кивнула. Джефри остановился и, впервые после выхода из кинотеатра, заглянул в глаза Мардж, смотрел в них несколько секунд, а потом произнес:
— Я не ушел из полиции, меня выгнали.
Потом резко развернулся и зашагал вперед. Мардж поспешила за ним.
— Меня выгнали, и правильно сделали, — уже не глядя на Мардж, продолжил Джефри. — Таким, как я, не место в полиции.
— Почему? — тихо спросила Мардж.
Но Джефри словно не услышал ее вопроса. Он просто продолжил говорить, и было непонятно, кому он рассказывает, ей или себе.
— Фрэнк Лэй был для меня всем: учителем, наставником, другом, защитником, даже, черт побери, психотерапевтом. Мне очень повезло, что мы с ним стали напарниками. На него я мог положиться, как на себя. Отправляясь на задания, даже на самые опасные, я всегда был спокоен. Я знал — Фрэнк не подведет, Фрэнк поможет. И, наверное, он так же относился ко мне. А я…
Джефри замолчал, и Мардж показалось, что вместе с ним замолчал окружающий мир. Этот вечно шумный город притаился в ожидании продолжения рассказа Джефри.
— И дело-то было, по большому счету, плевое, — голос Джефри звучал глухо и сухо, — бытовая ссора. В участок поступил сигнал от жильцов одного дома, что из квартиры на втором этаже раздаются страшные крики, в которых слышны угрозы о смерти. Вот мы и поехали туда. Соседи сообщили, что в квартире проживает школьный учитель, человек тихий и культурный, и они сами в недоумении, что с ним случилось. Успокоить разбушевавшегося учителя — это раз плюнуть, это вам не террориста, захватившего с десяток заложников, брать. Вот и отправился Фрэнк в ту квартиру один, а я, нарушив все правила безопасности, остался брать показания у соседей. — Джефри, проведя рукой по лицу, на мгновение замолчал, а потом надрывно выкрикнул: — Больше Фрэнка живым я не видел! Пнул этот школьный учителишка его кухонным ножом. Да так удачно, что попал прямо в сердце. Представляешь, в сердце! Смерть наступила почти мгновенно. А я в это время выслушивал рассказ соседей о том, какой этот учитель тихий и порядочный человек, и они ума не приложат, что же с ним случилось. А он в это время стоял с окровавленным ножом в руке и тупо смотрел на умирающего Фрэнка. А все-то в этой истории было до банального смешно, почти как в твоих любовных романчиках. Муж не вовремя пришел домой, застал жену в кровати с мужчиной, напился до умопомрачения и начал жену воспитывать. И так разошелся, распалился, что и не заметил, как убил вошедшего в квартиру полицейского.
Джефри замолчал, а Мардж взяла его руку в свои. Рука была ледяной и мелко дрожала.
— Джефри, это случайность, стечение обстоятельств, в том нет твоей вины, — сказала она спокойно, стараясь заглянуть ему в глаза, но он их старательно отводил. — Неужели тебя из-за этого выгнали из полиции?
Джефри помотал головой.
— Нет, не из-за этого. Служебное расследование подтвердило, что в гибели Фрэнка я не виноват. Но какое мне дело до заключения комиссии, если существует мой личный, высший суд совести, на котором я не мог найти себе оправдания? Я начал пить, сильно, по-страшному, до потери человеческого образа, до такой степени, что забывал, кто я — человек или грязное животное. Прогуливал работу, давал обещания и сразу же забывал о них и опускался все ниже и ниже. Вот тогда-то меня и выгнали из полиции. Выгнали, как грязного, вонючего шакала, и никто, понимаешь, никто из всего нашего полицейского участка не заступился за меня.