Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
Осень как-то незаметно отстучала дождями, отгорчила привкусом сжигаемой палой листвы. Снег в этом году выпал до странного рано и основательно, словно кто-то там, наверху, решил прибраться в городе, не дожидаясь новогодней кутерьмы.
Я по-прежнему курсировала по Москве, находя, покупая и создавая, чтобы потом потерять. Но в душе после того случая в кофейне поселилось какое-то раздражающее беспокойство. Словно в ней засела микроскопическая, не видимая глазу заноза, время от времени напоминая о себе неприятным покалыванием. Я чувствовала себя… уязвленной? Да, наверное. Что ни говори, а это был вызов всей моей сущности. Из головы не шел симпатичный веб-дизайнер Саша (почему-то
Двадцать четвертого декабря внутренний дискомфорт стал настолько ощутим, что я плюнула на гордость и решила прибегнуть к низкому шаманству…
«Москва» мне всегда нравилась больше прочих книжных магазинов. Несмотря на вечную духоту и нехватку места, она манила какой-то особенной, располагающей к себе, почти домашней атмосферой. Особенно поздно вечером, когда основная часть покупателей уже сидит по домам, наслаждаясь ужином и обсуждая прожитый день, а в зале играет негромкая музыка. В этот раз звучало что-то тягучее, обволакивающее слух и одновременно – будоражащее, зовущее сорваться с места и закружиться вместе с густыми хлопьями снега за окном в такт фортепьянным аккордам.
Это было похоже на детскую игру «Холодно – горячо». Я медленно шла по магазину, задумчиво прикасаясь кончиками пальцев к обложкам и прислушиваясь к ощущениям. Иногда останавливалась, брала книгу в руки, но неизменно ставила обратно и двигалась дальше.
Не то… Не то… Не… стоп! А ну-ка, что тут у нас?
Пальцы открыли книгу на середине, перевернули еще несколько страниц.
Сок багровый, заклятойКупидоновой стрелойОчи спящему омой.Образ девы дорогойПусть блеснет пред ним звездой,Как Венера в тьме ночной.Встав, моли ее с тоскойВозвратить тебе покой [24] .24
В. Шекспир. «Сон в летнюю ночь». Перевод М. Лозинского.
Сначала мне стало забавно. Подумать только, Оберон! Король эльфов!!!
Потом – страшно. Потому что где-то глубоко внутри меня зрела уверенность: вот оно! И потому что я всерьез намеревалась пересечь черту, за которой…
– А на-пле-вать! – с каким-то злорадным наслаждением заявила я, водружая книгу на место. Проходившая мимо парочка испуганно шарахнулась в сторону, уступая дорогу женщине средних лет, шальному блеску глаз которой позавидовали бы сейчас все неоновые огни Тверской. Будто почувствовав мою решимость, музыка в зале сменилась. Торжествующие созвучия, гимн мужеству обреченных, будто подталкивали меня в спину, когда я взялась за ручку магазинной двери.
– Кто еще будет вечно ждать? –
Город мой! Мой дом, моя тюрьма, моя святыня! Твоя дочь нарушила запрет, и кара твоя рухнула на нее, точно небо на голову. Я знала это. Я ждала этого. Но как же это невозможно, мучительно, до отчаянного звериного крика жутко – разом оглохнуть, ослепнуть, перестать чувствовать тебя.
Искрящийся снег, огни реклам, новогодние гирлянды, фары машин сливаются перед глазами в стремительно несущийся дикий калейдоскоп. Что – я?
Улицы и переулки, бульвары и проспекты, парки и скверы теряют названия, очертания, форму. Где – я?
Разбивающийся под каблуком лед, скрип поручня эскалатора, чей-то резкий смех оглушительно бьют по ушам, заставляя спотыкаться ноги. Когда – я?
Я – перелетная птица, сбившаяся с пути по дороге на юг. Компас, заброшенный в самый центр магнитной аномалии. GPS-навигатор, внезапно отрезанный от спутника. Йяяяаааа!!!
Захлебываюсь отчаянным криком, первый раз в жизни чувствуя цепенящий холод. И виноват совсем не ветер, секущий лицо и руки снежной крупой, и даже не явный минус ниже ноля.
Ды-ды-дыпрыгалась! – отчаянно выбивают мои зубы. – Ды-дыгралась. Ды-дыбилась своего, ды-ды-дура!
Кругом хмурые, неприветливые кирпичные пятиэтажки, слепо глядящие на меня темными окнами. Прилетает шальная мысль: интересно, который сейчас час? Неужели так поздно, что все уже спят? Разве тут определишь… Мимо, поджав хвост, пробегает дворняга, почти задевая меня облезлым боком. На углу дома останавливается, задрав морду к небу. Жалкая, и оттого еще более страшная, гротескная пародия на волка. Луны не видно, поэтому собака лишь тоскливо смотрит на меня и бесшумно исчезает в метели.
Я валюсь на смутно угадываемую под снегом лавочку у подъезда. Даже не попытавшись расчистить себе место, прямо так, в нанесенный сугроб. Откидываюсь на спинку и закрываю глаза, чувствуя, как на щеках застывает тонкая ледяная корочка.
– Эй, птица!
Голос. Мужской. Уверенно-наглый. Весьма неприятный.
– Ау! Ты живая?
Щелчки пальцев напротив лица. Чьи-то руки на плечах. Тормошат.
– Обдолбалась, что ли? А ничё цыпа… Скрасишь вечерок одиноким мэнам?
– Витек, ты чё? – Голос уже другой, но такой же неприятный. – Сдалась она тебе! Нас же пацаны ждут! Поехали!
– Полночи ждали и еще подождут. Еще и поблагодарят, в натуре. Сам прикинь: они только на бухло рассчитывали, а мы им еще и десерт притараним! Ну-ка, птица, встаем! Поедем, красотка, кататься! Давай, блин, не кобенься! Левой, правой! Серый, да помоги ты, а то она как деревянная!
Рывок. Пронзительный скрип подъездной двери. На снег падает квадрат яркого света. Силуэт в проеме кажется вдвое большим, чем на самом деле. И очень знакомым.
– Машка! Нашлась!
– Нашел! Получилось! – кричу я в ответ. Кричу без слов, но звуковая волна, порожденная этим отчаянным криком, наверное, успевает несколько раз обогнуть земной шар, пока Саша бежит ко мне. А потом меня закручивает в штопор, и я лечу куда-то далеко, вместе с роем снежинок. Но теперь они мягкие, пушистые, теплые. И мне совсем не страшно…
Колючий синтетический плед. Исходящая паром чашка дрянного чая. Расшатанный табурет на крохотной кухне. Теплый свет от лампочки под дешевым пластиковым абажуром с полустершейся рыбкой на боку. Что может быть прекраснее в мире?
– …За водкой вышел. Просто понял, что иначе не засну. А там эти шакалы двуногие тебя к машине тащат. Меня что-то словно шарахнуло. Позвоночником чую: беда, вот и выкрикнул первое попавшееся имя, словно именно тебя я хотел найти и нашел.
– Именно меня ты и хотел найти, – повторяю я, улыбаясь. – Только не знал об этом. И я – не знала…