Испытание Джасинды
Шрифт:
— Да, Синди немного вспыльчива, — согласился Уильям. — Особенно теперь, когда она начала поправляться. Надеюсь, она всегда будет такой же.
— А есть проблемы? — Джотэм услышал прозвучавшую в голосе друга тревогу.
— Пока нет. Просто она еще не такая большая, чтобы Синди позволила своей семье догадаться о ней. Но, к сожалению, она все же продолжает расти.
— Я могу чем-то помочь?
— Я сразу же сообщу тебе. А теперь вернемся к Джасинде. Что ты ей сказал, Джотэм? Ты не… сделал ей предложение?
— О, предки,
— Тогда что же это было?
— Ничего такого, о чем я хотел бы поговорить.
Уильям не стал настаивать. Он знал, что Джотэм, в конце концов, все расскажет. Как только будет готов.
— Неужели, Уилл, я снова опозорил память своей спутницы жизни? Своими действиями?
Уильям едва расслышал вопрос. Что уж говорить об ответе на него.
— Что?!
«Неужели я снова опозорил свою спутницу жизни?!»
— Джотэм! Ты никогда не позорил Лату!
— Разве нет? А что насчет Рани? А как же Дадриан?
— Джотэм… — Уильям с трудом подбирал слова. — Как твой друг, я могу честно сказать, что никогда не понимал, что именно произошло у тебя с Рани. К сожалению, меня там просто не было. Но относительно Дадриана — он был уже взрослым человеком. И сам сделал свой выбор.
— Он был так молод, Уилл.
— Джотэм, он был старше тебя, взошедшего на трон, — гнев Уильяма было легко услышать. — Ему жизнь дала исключительные возможности. И он все их использовал. Ты же знаешь! Ты не можешь считать себя ответственным за то, что он сделал!
— А если бы это был Кайден? Или Лукас? Разве бы ты не почувствовал себя так или иначе ответственным за их воспитание?
— Я не знаю, Джотэм, что почувствовал бы в такой ситуации. И, надеюсь, никогда этого не узнаю. Но, в конце-то концов, нельзя забывать, что они все же вполне самостоятельные личности.
— А что, если бы ты увидел себя в нем? Что, если ты вдруг поймал себя на том, что тебя мучает вопрос: а не унаследовал ли он это от тебя?
— Джотэм!! О чем ты, черт возьми, говоришь?!! — бушевал Уильям. — У тебя вообще нет ничего общего с Дадрианом! Что же заставило тебя думать, что ты мог ему передать что-то безноавственное?
— Прямо перед тем, как ты позвонил, я обедал с Джасиндой.
Пауза на другом конце линии была оглушительной. Уильям всеми силами старался не потерять главную нить разговора.
— Ну… и?..
— Вчера вечером на балу я не мог отвести от нее глаз. Казалось, каждый светильник в комнате сосредоточил на ней свое сияние, чтобы всем показывать, каким на самом деле удивительным существом она является. Она, Уилл, привлекала к себе людей своей теплотой и честностью.
— Это понятно…
— И я пригласил ее на последний танец.
— Ты… что?!.. — Уильям потерял дар речи.
В то время как король или королева всегда открывали мероприятие, танцуя либо со своим супругом,
— Я знаю, можешь мне ничего не говорить. Но я проходил по залу, уделяя внимание советникам и их женам. А с Дантоном я еще не общался. Честно говоря, я никогда этого прежде не делал.
— Значит, ты пригласил ее на ланч?
— Да. Слова сами сорвались с моих губ. Когда мы танцевали, то много разговаривали. Ты не поверишь, мы просто общались. И у нее на меня не было никаких видов. Она не пыталась привлечь мое внимание. Она просто получала его. И когда музыка начала затихать, я сразу же понял, что не хочу терять это общение. Что не хочу отпускать ее. Поэтому я пригласил ее на обед.
— Только ее?
— Да. Мы обедали в саду.
— В твоем саду?!
— Да.
— И я так понимаю, все прошло не очень гладко?
— Все прошло идеально. Погода была просто великолепна. А Саффорд очень кстати вспомнил о ее любви к торту с помадкой.
— Все любят его торт с помадкой, — пробормотал Уильям, вспоминая все, что ему пришлось предпринять, чтобы заставить этого темпераментного повара дать свой фирменный рецепт Хуту. И только после того, как Кассандра поведала тому, что всю свою беременность «жаждала» именно этого торта, несговорчивость этого упрямца поколебалась. — Так что же все-таки произошло?
— Я напугал ее, Уилл.
— Что?! — прозвучавшее в голосе Уильяма недоверие было хорошо слышно.
— Пообедав, мы прогуливались по саду. Мы болтали и смеялись, все больше узнавая друг о друге, — Джотэм замолчал, вспоминая, что он чувствовал в тот момент. Впервые после смерти Латы он ощутил, что может свободно дышать рядом с другой женщиной. Что она не старалась привлечь его внимание. Не пыталась стать его новой королевой. — Разговор, естественно, перешел на наших детей. Именно я его и начал. Джасинда вдруг попыталась выразить свои сожаления о гибели Дадриана. Она почувствовала, что посланная ею открытка с соболезнованиями была недостаточным утешением при потере любимого ребенка. И она высказала предположение, как ужасно, должно быть, чувствовал себя Барек, потеряв родного брата… И тут я вышел из себя.
— Но, Джотэм, ты же никогда не теряешь самообладания?
— Я сделал это, Уилл. Я был настолько взбешен тем, что эта замечательная женщина растрачивала свое сочувствие в адрес Дадриана, недостойного даже капли ее симпатии. Особенно после всего, что он натворил.
— Но она же понятия об этом не имела!
— Я знаю! — Джотэм уже почти кричал. — И все же это не помешало мне грубо отреагировать. Я набросился на нее, Уилл. Я набросился на нее с такой яростью, что она почувствовала необходимость отодвинуться от меня. Я только что убедил ее называть меня по имени… и вот… я сделал это.