Испытание Иерусалимом. Путешествие на Святую землю
Шрифт:
Когда мне было лет десять и я стал посещать музеи, родители решили, что мне не помешают религиозные познания. «Ты должен понимать живопись великих мастеров!» – заявил отец, увидев мою растерянность перед картинами Фра Анджелико, да Винчи, Рафаэля, Караваджо, Рубенса, Рембрандта, Дали.
Меня записали в класс по изучению катехизиса. Увы, надеждам отца не суждено было сбыться: после бурных волнений 1968 года, опрокинувших все педагогические методики, священник нашей деревни, увлеченный модными идеями, превратил
На этом мои отношения с Иисусом закончились. Изучение классической литературы привело меня к язычеству, затем философские штудии под научным руководством Жака Деррида в Высшей нормальной школе на улице Ульм укрепили мой стихийный атеизм, превратив его в атеизм просвещенный и осознанный. И дабы завершить отдаление от Бога и Церкви, я написал диссертацию о метафизике Дидро, который, как известно, был заточен в Венсенский замок за свой атеизм.
И вот этот молодой человек в возрасте двадцати восьми лет в феврале 1989 года приземлился в аэропорту Таманрассета [7] , у врат пустыни. Я вступил на пески Сахары атеистом, а вышел оттуда верующим. Книгу «Ночь огня» я посвятил этому озарению, этому самозабвению, этому мистическому мгновению под звездным небом Ахаггара [8] , восторженному исступлению, приведшему меня к Силе, в которой я растворился, прежде чем оказаться вновь среди песков. Это чудотворное потрясение, поставившее меня перед лицом Бога, наполнило смыслом и даровало веру.
7
Таманрассет – город-оазис в пустыне Сахара в Алжире.
8
Ахаггар – нагорье на юге Алжира, к юго-востоку от города Таманрассет. Название книги Э.-Э. Шмитта «Ночь огня» («La nuit de feu», 2015) отсылает к мистическому опыту, пережитому Блезом Паскалем в ночь с 23 на 24 ноября 1654 года и описанному им в тексте под названием «Мемориал» («Memorial»).
Какую
У меня не было заранее подготовленных рамок, в которые должно было уложиться это явление, и я не увидел в своем Боге из Ахаггара ничего знакомого: это не был ни Бог Моисея, которого признал бы иудей, ни Бог Иисуса, которого признал бы христианин, ни Бог Магомета, которого признал бы мусульманин. Это был просто Бог, абсолют. Бог – бесконечность, единственный и единый. Такой Бог, которого могли бы принять все три религии.
Пустыня не обратила меня в христианство, она приблизила меня к иудею, к христианину, к мусульманину, к восточным мистикам, даже если некоторые из них называли пустым то, что я считал наполненным смыслом.
Христианство было мне явлено в другую ночь. Под парижским небом, лежа в постели в своей мансарде, я читал – что может быть банальнее, – и это чтение изменило меня навсегда. Какая же книга сделала меня другим? Мировой бестселлер, тот, который на протяжении многих веков от руки переписывали монахи, первый, что был напечатан, как только изобрели печатный станок: Евангелие.
Я прочел все четыре текста подряд. Матфей, Марк, Лука, Иоанн последовательно излагали мне жизнь Иисуса. Прежде я замечал то тут, то там лишь отдельные детали головоломки, из которых мне никогда не удавалось собрать целое.
Более всего меня поразил один элемент: любовь! Иисус ставил ее превыше всех прочих ценностей, ради нее стоило умереть и воскреснуть. В ту ночь моего прозрения в пустыне Бог говорил мне о причинах вещей, а не о любви. А теперь наступило продолжение той ночи, нежданное, неведомое, закономерное. Тогда, в сердце пустыни, я получил от Бога смысл, а теперь, на этих страницах, увидел любовь Иисуса.
Некоторые подробности обострили мое внимание: евангелисты рассказывали вовсе не одну и ту же историю. Их рассказы отличались не только по форме изложения, интонации, стилю – порой они не совпадали по существу: один повествовал о событиях, которых не было у другого, разнилось даже толкование описываемых ими фактов. Четыре лгуна уж как-нибудь сговорились бы между собой, рассказывая одну и ту же небылицу! Лжесвидетели всегда придут к соглашению… А эти расхождения как раз вызывали доверие, все эти неточности, столь присущие реальной жизни, привносили достоверность. Ведь говорят же: «У каждого своя правда»?
С той ночи мысль об Иисусе не покидала меня. Я выискивал, анализировал, изучал, сравнивал, проглотил десятки научных трактатов об Иисусе, а также огромное количество эссе, оспаривающих его учение и даже существование, я неустанно бросал вызов христианству; кое-что в Евангелиях меня поразило особенно и вызвало своего рода наваждение, но не бесчувственное и апатичное, а, напротив, деятельное и активное, пробуждающее жажду познания.
Конец ознакомительного фрагмента.