Испытание киллера

Пучков Лев Николаевич

С тех пор прошло два года и многое изменилось. Четыре небольших городка периферии, которые являются ядром нашей процветающей фирмы — без преувеличения кормят всю область. Там находятся все наши производственные фонды.

Бо не разрывается на части, как это делал Грек, прыгая со своей удалой бригадой в места прорыва и оставляя то тут, то там тела запытанных насмерть фермеров. Теперь в каждом городке своя бригада, организованная по армейскому принципу и состоящая из вышколенных и исполнительных бойцов. А все вместе и есть периферийная группировка, которой успешно рулит Бо.

И хотя Вознесеновка — самый крупный и наиболее удобно расположенный населенный пункт (ближе к городу),

Бо обретается в Верхнем Яшкуле. В Вознесеновке жила семья Грека: брат, племянник, двоюродный брат и трое взрослых сыновей. В процессе смены власти люди Бо вырезали эту семью. Под корень. Неудобно Бо жить в таком месте…

Впрочем, что это я: все Бо да Бо! Давайте я вам представлю этого парнишу. Он стоит того, чтобы познакомиться с ним поближе.

Итак: Болдырев Бокта Босхаевич. Понятно теперь, почему Бо!? 1958 года рождения, калмык. „Я сын репрессированного народа“, — так частенько он себя величает. Родился в поселке Решеты Красноярского края, куда Сталин в свое время ловко пристроил его родителей — в числе двухсот тысяч калмыков, сосланных из южных степей на бескрайние заснеженные просторы Сибири.

Окончил с золотой медалью Новосибирское высшее военное училище МВД СССР (улавливаете связь?), факультет спецназа. Три года командовал взводом спецназа в Афганистане, где приобрел солидные навыки организации спецопераций и начисто утратил цивильные понятия о ценности человеческой жизни.

Затем Баку, Ереван, Карабах, Северная Осетия с Ингушетией вкупе, Чечня… Да, из-за Чечни его и выперли из войск. Он там во время операции кого-то неправильно пристрелил. Теперь Бо очень сожалеет, что так вышло. Нет, не из-за того, что выше майора так и не поднялся, а потому, что так быстро все кончилось.

— Эх! Работы там много! — иногда сокрушенно вздыхает он под грустинку (как правило, после четвертого стакана „Абсолюта“). — Всего-то полгода и пришлось повоевать как следует! Эй-ей! Сколько бы я там нохчей передушил! М-м-м-м… Жаль, очень жаль…

Когда Бо пригласили возглавить периферийную бригаду вместо скоропостижно почившего Грека, возникла неувязочка. Я достаточно хорошо вник в аспекты существования института новой братвы и прекрасно знаю: бригадир должен быть аборигеном.

Он должен вырасти в этом городе или поселке, обрасти связями, закалиться в уличных баталиях, заработать „вес“, отпадно „нарисоваться“ на разных уровнях и так далее. Короче, он должен быть своим в доску.

Бо — чужак. Обстоятельства его призвания на княжение прослеживаются весьма расплывчато. Выяснить что-либо из околокомпетентных сплетен не удалось, а сам Бо один раз ясно дал понять, что не желает распространяться на эту тему. И хотя мы частенько общаемся, я более не возобновляю расспросов: не так воспитан, чтобы назойливо лезть в душу близкому человеку.

Скажу лишь то, что знают все. Бо заявился в один прекрасный день со своими людьми — четырьмя „краповиками“ — и моментально „поставил“ себя. Завалил всех недовольных, вырезал клан Грека, посеял в группировке железную дисциплину и беспрекословное повиновение старшему. Не боясь показаться велеречивым, скажу. Что в периферийной группировке в настоящее время царит дух якудзы, или азиатской триады. Бо постепенно выкинул из бригад ленивых и неуправляемых „быков“ грека и набрал настоящих бойцов, которые постоянно тренируются, оттачивая ратное мастерство. Теперь Бо располагает небольшой, хорошо организованной армией, которая в случае необходимости, как мне представляется, может с легкостью перебить всю городскую братву — буде вдруг появится повод. Хотя в городе ребятам Бо делать нечего — у них хватает дел и на периферии. Порядок в группировке Бо — простой парень — поддерживает очень

незамысловатыми способами. За необоснованное ослушание — жестокие побои. За предательство или деяния, хоть как-ио вредящие интересам группировки — смерть. Просто и доступно, как положено по Уставу… Тьфу, что-то не то сказал.

Ну да ладно. Далее: почему мы кровные братья? Бо два с половиной года был моим командиром роты. Из зеленого лейтенанта выпестовал меня в настоящего воина. Всем, что я умею делать на поле боя, я обязан Бо (естественно, кроме того, чему меня научили в Школе ПРОФСОЮЗА). А разок я этому толстому калмыку жизнь спас. Хотя, если детально разобраться, виновником той передряги я был сам. Если хотите, расскажу вам об этом, пока еду. До Верхнего Яшкуля еще двадцать километров — половину как раз успею поведать. Так-так… Как же это тогда случилось? Ага…

… Солнце ласково лучилось с ярко-синего небосклона, золотыми бликами отражаясь от заснеженных вершин старых гор. Переменчивый ветер то затягивал вход в ущелье пеленой черного дыма, то оттаскивал этот дым в сторону, позволяя рассмотреть нижнюю часть распадка. Из этого распадка. По „зеленке“, шустро выбирались обнаженные фигурки, экономно обрабатывая пространство перед собой короткими очередями.

Село горело. Жирные языки пламени жадно лизали дощатые вагончики-бытовки и полуразрушенные саманные хибары, из которых уже никто не огрызался свинцом.

Бо открыл глаза и уставился на меня непонимающим взором. Я обрадованно замахал руками, показывая в ту сторону, откуда к ущелью приближались солдаты, и заорал:

— Наши! Наши! Виктория! У-у-у-у-у!!!

Показав на свое ухо — мол, ни черта не слышу, — Бо приподнялся на локте и что-то спросил. Я в свою очередь указал на свои уши и прокричал:

— Оглох, бля!!! От такого долбежа мудрено не оглохнуть!

Болезненно поморщившись, Бо посмотрел на панораму распадка, просиял и поманил меня пальцем. Я приблизил свое ухо к его губам с большим трудом различил:

— Ты жопу пощупай, лейтенант! Грыжа не вылезла?!

Пожав плечами, я махнул рукой. Теперь это было уже не важно… Вот так это закончилось. А началось все за шесть часов до того, ранним солнечным утром, которое лживо обещало прекрасный и томный денек, не отягощенный какими-либо пакостями.

Это был второй в моей жизни рейд: настоящее дело, а не просто прогулка по горным дорогам. В первом рейде, который состоялся четыре дня назад, я страшно трусил и изо всех сил тужился, чтобы не „потерять лицо“, как выражаются местные жители. Хотя можно было особенно не напрягаться — дельце вышло так себе.

Мне было тяжело из-за того, что я отстал. Три с половиной месяца назад в этих горах было тихо и спокойно, а я был здесь уважаемым человеком. Как же — лейтенант, начальник, командует целым взводом солдат и все прочее… Три с половиной месяца я не был в этих горах. За это время обстановка резко изменилась.

Пока я улаживал на равнине свои семейные дела и ударно отдыхал, мои бойцы успели поучаствовать в нескольких серьезных операциях и приобрели боевой опыт, которого у меня не было. Рота за это время потеряла пятерых, еще двенадцать находились в госпитале с ранениями различной степени тяжести. Я из-за этого здорово комплексовал. Получалось, что пока ребятишки здесь упирались, я в это время вовсю развлекался со своей молодой женой в круизе по Черноморскому побережью Кавказа. Приплюсуйте к этому обстоятельству мою молодость, все присущие этой молодости высоконравственные заскоки, и вы поймете, каково мне было в первые дни после прибытия из отпуска. Я безнадежно отстал как от своих товарищей-офицеров, так и от подчиненных мне солдат. Мне просто стыдно было смотреть им в глаза.