Испытание верностью

Александер Арина

Говорят, молчание – знак согласия. В моем случае – наоборот.

Не начал он мне доверять. Не-а. И слова мои не будут иметь веса. Уж слишком отравленной оказалась выпущенная Тимуром стрела.

В этот момент кто-то весьма настойчиво постучал в дверь. Потом её приоткрыли, и в кабинет просунулась русая макушка главного экономиста Ермакова.

— Егор ты… — и смутился, заметив взволнованную у стены меня и напряженного Студинского. — Извините, я зайду чуть позже.

— Коля, подожди, — окликнул его Егор, давая понять, что

разговор окончен. — Что там у тебя?

Тот покосился на меня, извлекая из папки какие-то документы, и выразительно подмигнул. Егор изменился в лице, вмиг позабыв обо мне, подошел к экономисту и принялся изучать содержимое папки. Я кинулась вон из кабинета, борясь с подступившими слезами, едва не позабыв забрать из приемной вещи. Деньги так и осталась валяться на столе небрежным ворохом.

Что и требовалось доказать. Не смотря на проведенное вместе время, я по-прежнему оставалась за чертой понимания.

Глава 13

Я открыла входную дверь квартиры и замерла на пороге: с кухни доносились знакомые, развесёлые голоса. Один точно принадлежал отцу, а вот второй… Серёжке. Чуть не выронила ключи, испугавшись не на шутку. Если он позволил себе лишнего, я не знаю, что с ним сделаю.

Больше недели прошло. И чем вообще думала? Что Тарановский ограничится простым «поговорим потом»? Да! На то и надеялась. Разве не ясно? Но в этом весь он. Как бы я повела себя на его месте? Сделала вид, что мне всё равно или проявила дружеское внимание? Конечно, проявила бы.

— Лидочка, ну наконец-то, — выглянул в прихожую папа, — а мы тут тебя уже заждались.

Я прошла за ним и с ходу оказалась под властью внимательных, тёмно-карих глаз. Серёжка скользнул по моей талии взглядом, задержался на ней дольше положенного, а потом поднялся на встречу, по-дружески расцеловав в обе щеки.

— Привет, Серёжа.

— Привет.

— Я же говорил, она скоро придет, — папа засуетился вокруг плиты, наливая мне только что заваренный чай.

— Я сейчас, только руки помою.

Черт. Вот о чем с ним говорить. Словно не старый друг пришел в гости, а абсолютно чужой человек, но знающий и видящий меня насквозь. Пока мыла руки, пыталась придумать логическое, нормальное объяснения своему положению. А он спросит. За этим и пришел.

Папа достал варенье, конфеты, мёд, не зная, чем угодить гостю. Серёга скромно поблагодарил, заявив, что не надолго и не успела я вздохнуть с облегчением, как поинтересовался, не будет ли отец против, если он заберет меня на пару часиков. Дурачка кусок.

Вы бы видели в этот момент папу: он засиял, как начищенный медяк. У нас в семье царила атмосфера полного взаимопонимания и доверия. Отец никогда не читал мне нотаций и не контролировал каждый мой шаг. Единственным его условием было: я всегда должна предупредить, если задерживаюсь или собираюсь не ночевать дома. Но то, как Серёга спросил разрешения на общение

со мной, возвысило его в глазах папы капитально. Буквально вознесло на пьедестал

— Тогда вы пейте чай, общайтесь, не буду вам мешать. — Он тут же ретировался, как я его не умоляла остаться, и как всегда в таких случаях сбежал к соседу.

Я видела по его реакции, что он слегка растерян, насторожен и в то же время рад такому повороту событий. Отошла чуть в сторону, пропуская отца, и вопросительно посмотрела на Тарановского.

— Не смотри на меня так, — начал он, сделав глоток чая. — Ты как маленькая, не отвечаешь на телефонные звонки, не перезваниваешь. Что мне оставалось делать? В голову лез всякий бред.

Я устало упустила на стул, придвину к себе чашку.

— Всё в порядке.

— Ага. Я вижу. Бате когда собираешься сказать? И главное – что?

Я разозлилась. На работе – вынос мозга. Дома – тоже.

— Это мои проблемы. Тебя они никак не касаются. Серёж, — вздохнула, проследив за сменой его настроения, — мне и так не легко. Давай ещё и ты… Уж перед кем, перед кем, а перед тобой точно не буду оправдываться.

Он повел плечом, посмотрев в окно.

— А я и не прошу оправданий этих. Всего лишь хочу понять. Так что давай, собирайся.

— Куда?

— Разве не слышала. Я разрешение на тебя получил. Поедем в кафе, посидим как нормальные люди, мороженное похряцаем. Я его лет сто как не ел. А потом презентую тебе свои хоромы.

Так он серьёзно? Я опасливо покосилась на сумку, в которой лежал сотовый. А в чем, собственно говоря, проблема? Мороженное это хорошо, даже когда за окном пасмурно и ветрено.

— А как же Наташа? Ну… она не будет против?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, словно собираясь с мыслями.

— Мы поссорились, — выдал в итоге, и я почувствовала вину. Это из-за меня. Точно. Мне бы тоже не понравилось увиденное. — В этом нет твоей вины, — от прикосновения мужской руки к своей ладони невольно вздрогнула. Хотела отдернуть, но он мгновенно сжал, удерживая. — Не бойся, Лида. Я не претендую на взаимность и вообще, ни на что не претендую, кроме дружбы. Правда. Я сразу понял, что ты влюблена в Студинского, так что оставил эту затею в далеком прошлом.

Блин… Паршивая ситуация. Паршивое состояние. Не хотелось становиться причиной чьих-то разногласий.

— Серёж, вы помиритесь, вот увидишь. Ссоры – это хорошо. Это значит, вы важны друг другу. Хорошо, что задевает и обижает несправедливость. Хуже, когда молчишь, смиряешься, принимаешь всё как должное, а потом выдаешь как обухом по голове, прожив не один год вместе. 

Он улыбнулся, откинувшись на спинку стула, и посмотрел на часы:

— Лид, а ну его, мои проблемы. И твои, кстати, тоже. Что мы сидим, как захудалые старперы и сопли дуем. У нас не так много времени. Пошевеливайся, если не хочешь, чтобы к двенадцати я превратился в крысу.