Испытание войной
Шрифт:
Проехав несколько миль по скверной дороге, он добрался наконец до крайнего строения села, если, конечно, можно так назвать это место. Для меня же селения – дикое место, я никогда не понимала этой колхозной романтики. Село имело выжженный и пыльный вид, краска на домах облупилась, дерево покорежилось. Прямо посреди дороги лежал симпатичный серовато-коричневый пес, задыхающийся от жары. Старательно объезжая выбоины, твой отец помахал рукой своему старому другу, владельцу единственного в этом месте гаража.
На улице в это время дня практически никогда никого не бывало. Скрипела подвешенная на ржавых цепях вывеска.
Помню, этот небольшого роста товарищ, увидев нас, улыбнувшись своей невероятно радужной и доброй улыбкой, поспешно оставил столик и подбежал к машине поздороваться. Как выяснилось позже, это был отец Нины.
– Здравствуйте, товарищ. Вы, видимо, новоприезжий. Рад с вами познакомиться, – громко, своим басистым, слегка охрипшим голосом, пробормотал твой отец из открытого окна автомобиля.
– Доброго дня, – задыхающимся от бега, негромким, но прокуренным голосом отозвался новый сосед. – Меня зовут… – чуть отдышавшись, он продолжил: – Меня зовут Петр Васильевич.
Эта вторая попытка представиться оказалась удачной, отчего он расставил ноги на ширине плеч и руками подпер бока.
– А меня – Ваня, а это – моя сестренка Таисия. Рад с вами познакомиться. Ну, что ж, – сказал он немного погодя, затаившись в секундном молчании, от которого Ваня впадал в какое-то неизбежно тревожное состояние, – пожалуй, мы поедем…
– Пап, – откуда ни возьмись подбежала рослая девушка, оглушив всех своим резким появлением и звонким, словно колокольчик, голосом. Помню, Нина наклонилась к окну машины, и твой отец почувствовал на себе оценивающий взгляд ярко-зеленых глаз. Молоденькая, лет семнадцати, выбившиеся из-под пестрой косынки светлые волосы прилипли к влажному лбу. Лицо в веснушках, ничуть его не портивших, крупный рот растянут в приветливой улыбке. Ваня взял протянутую руку, словно это был хвост гремучей змеи, быстро потряс ее и с такой же поспешностью убрал свою ручищу назад, в безопасную машину. Вел он себя, конечно, чрезвычайно глупо.
Ваня, как только увидел ее, сразу же пропал. Так ему твоя мама в душу запала, что аж спать не мог, есть не мог. Очень тосковал и скучал по своей возлюбленной…
Потом, помню, проехали мы мимо маленькой деревянной церквушки с огороженным штакетником кладбищем, он, как обычно, замедлил ход и отыскал взглядом среднюю могилу в первом ряду, с простым деревянным крестом, уже выцветшим от солнца, но ничем не отличающимся от таких же крестов рядом. Во рту сразу пересохло, а в горле застрял комок. Он снял руку с руля и помахал ею в сторону кладбища.
– Здравствуй, матушка, – прошептал он, и глаза его на мгновение увлажнились. Да, там наша матушка и спала вечным сном…
А как-то раз Нина взяла меня встречать поезд твоего папы, он тогда уже на «железке» работал. Помню, когда приблизился поезд, Нина вышла из-под навеса вокзала на яркое
– Как же он жутко опаздывает, – проговорила Нина мрачным, голосом. Она очень ругалась, когда поезд опаздывал, и ей приходилось по часу ждать его, но она знала, что могла бы прождать его и гораздо дольше.
Увлекшись рассказом, Таисия Петровна не заметила, что Маша, уютно свернувшись в теплом сугробе из полотна и шерсти, простыней, одеял и лоскутных покрывал, отсвечивающих всеми цветами радуги, точно цирковые флажки в старину, сладко заснула. Так она лежала, маленькая, затихшая, мечтающая о такой же красивой истории любви…
Дождь лил весь вечер. Свет фонарей тускло пробивался сквозь пелену тумана. Постепенно дождь усилился и пулеметной очередью застучал по стеклу. Капли соединялись и стекали вниз, оставляя неровные полоски. Завтрашний день обещал быть очень шумным.
Глава 3
Предчувствие беды
Поднялась суматоха, как всегда, когда кто-нибудь приезжал. Казалось, где-то загремела музыка. Приехала вторая тетка Маши – Роза Петровна, голос ее, поистине трубный глас, перекрывал все остальные, и казалось, она заполняет всю комнату, большая и жаркая, точно тепличная роза, – недаром у нее такое имя. Маша только что закончила свою работу и вернулась домой, остановившись за дверью кухни и наблюдая всю эту пугающую картину. Некоторых людей она видела впервые, а некоторые уже были ей знакомы.
– Надо же, а ведь это все мои родственники, – удивленно отметила она сама для себя. Увидев Машу, Таисия Петровна, извинившись, вышла из шумной, крикливой, как курятник, гостиной и углубилась в свои привычные владения, утянув за собой девушку – пора было заканчивать приготовления к ужину.
Разве можно было не любить тетушкину кухню? Скажите, пожалуйста, встречали ли вы где-нибудь еще подобную кухню?
Это была большая светлая комната, в два окна. Самая большая комната в квартире. Окна выходили в хозяйский сад. Зимой из окон виднелись деревья, опушенные белым снегом. От них в кухне всегда было ярко и светло. Оба окна были обвиты сверху донизу плющом, а на подоконниках стояли отростки разных растений, которые выращивала тетушка.
Но ранней весной бывала особенно привлекательна наша любимая кухня. Выставлялись зимние рамы, открывались окна. И тогда казалось, что на окнах поставлены огромные букеты лиловой сирени. Сирень тянулась даже в комнату и немного заслоняла свет. Но зато какой аромат врывался вместе с ней!.. И чудесные цветы радовали взор. В сиреневых кустах чирикали мелкие пташки…
Но я хочу описать кухню… Правый угол был весь заставлен и завешан образами. И перед ними всегда теплились лампады. Далее стоял большой старинный шкаф с платьями. Еще далее – полки с посудой, а под ними – узкий длинный стол. Полки эти были особенные – во всю стену. На них стояла, лежала и висела вся посуда тетушки. Доски полок были безукоризненной чистоты; все украшены фестонами, вышивками и картинками. Это была работа тетушек. Кастрюли, чашки, лотки стояли друг около друга. Ложки, поварешки и другие кухонные орудия висели на крючках.