Испытание выживанием
Шрифт:
Но я не могу.
На базе остались мои друзья, наши с тобой друзья, Тесс, и им нужна помощь. Им всем светит расстрел, я в этом даже не сомневаюсь. Возможно, их уже убили за эти четыре дня, пока я пытаюсь выжить здесь. Возможно, мой стимул уже давно канул в Лету, и все мои попытки спасти их стали бессмысленными. Но я не знаю наверняка. А я — Падальщик, а Падальщики — это вечная надежда.
— Мне хочется верить, что мы избранные. Наверное, в это верит каждый человек?
Тесса сидит рядом со мной, наши ноги висят над «ямой», где Маяк отрабатывает симуляцию: зараженные окружили их в лесу прямо возле того дерева, на котором я сплю.
— Главное — не просто верить, главное — что-то
Внизу ребята продолжают отрабатывать тактику перекрестного огня, прикрывая друг друга. Странным образом зараженные все до одного превратились в Триггера. Десятки копий седовласого ублюдка.
— Ты доволен тем, чего ты достиг, Калеб? — спрашивает Тесса.
Я пристально смотрю на нее. Ее татуировка на всю левую руку причудливым образом ожила: одинокий корабль качало на высоких волнах, а вдали в тумане ярко сверкал огонь маяка.
Глядя на нее, я отвечаю:
— Я так и не получил желаемого.
— Значит, продолжай бороться.
Ее шепот выпроваживает меня вон из сновидения. Я не знаю, был ли этот разговор между нами наяву когда-нибудь или нет, но это неважно. Я знаю, что мне еще рано сдаваться.
Я еще несколько минут трачу на то, чтобы отогнать сон, потом поочередно начинаю разминать затекшие конечности: правая стопа, левая стопа, правая щиколотка — пару оборотов, левая щиколотка — так приятно ею повращать, потом колени с трудом сгибаются, правое даже скрипнуло пару раз, напоминая о растяжении связок, которое я получил во время одной из тренировок. Холод — это ж такая штука — все твои болячки пробудит, даже те, о которых ты уже позабыть успел. Шея — эрогенная зона во время выживания посреди ледяного царства, я разминаю ее долго и тщательно, главное — хорошо разогреть сосуды, они станут эластичными, и тогда кровь будет поступать в мозг интенсивнее, я начну думать быстрее.
Точка фэн-фу[4], как говаривал Буддист, одна из основных в акупунктуре, поскольку не прикрыта костью и если сильно постараться, то, нажав на нее, можно потрогать свой мозг. Я никогда не пробовал, а вот Фунчоза частенько почесывал свой мозг отверткой через эту точку, и его психопатия — еще одна причина, по которой я не собирался искать мозг через фэн-фу.
Я окончательно проснулся мину через пять, после самомассажа даже почувствовал себя бодренько, мои руки творят волшебство, и никакой девчонки не нужно.
Я посмеялся. Вот и еще один признак умопомешательства: теперь меня зовут сам-шучу-сам-смеюсь-Калеб, как одного из солдат в Маяке. Этого следовало ожидать спустя четыре дня скитаний в одиночку, когда компанию тебе составляют лишь сонные бобры и призраки друзей.
Я вытащил алюминиевую фляжку из кармана, немного отпил воды. На вкус она странная с частичками земли или камней, отдает каким-то металлом, может даже волчьей мочой, но в ней определенно есть что-то, чего в ней быть не должно. Это снег. Я набираю его во флягу и жду, пока растает. Сырой снег есть нельзя — ангина обеспечена, к тому же он снижает температуру тела, что отнимает драгоценные капли энергии для перехода. Вот было бы здорово, если бы у меня был велосипед Халила и тот двухметровый маховик с аккумуляторной бочкой! Хотя всю эту бандуру ни в жизнь с места не сдвинешь. Да и посреди леса все это странно был смотрелось.
Потом я откусил протеиновый брикет — еще одна дрянь на вкус. Хотя если быть точным, то вкуса у этой дряни нет, зато у нее есть нужные для меня калории. Чертова энергия. Я постоянно думаю о ней, как будто я робот на батарейке. В условиях выживания все твое тело превращается в набор химическо-биологических реакций, которые двигают стрелки на внутренних часах организма. У меня очень мало этого невидимого времени.
Тут
Тупоголовая башка.
А так вообще бывает? Башка она же вроде и есть голова. Не обращайте внимание, говорю ж, я спятил еще вчера. Я спятил еще восемь лет назад, когда в Падальщики пошел!
Ну так вот. Возвращаясь к вашему вопросу, который я сам себе задал, потому что я тут один и диалоги мне нужно вести за обе стороны. Куда я бреду? Почему я не попытался пробраться внутрь Желявы обратно?
Во-первых, этот гребаный псих — Маргинал, который уже восемь лет играет в невидимку, так и не вышел на связь в последующие два часа, что я прождал у того пня. Возможно Трухина сообразила, что кто-то взломал ее РАБов[5], и теперь рьяно отслеживала попытки Маргинала проложить мне путь обратно на базу. Крайслер меня как девственницу хочет, и Трухина ему с удовольствием мою душонку в расчлененке подаст! Я не стал рисковать.
Ну а во-вторых, пока я бегал-прыгал, пытался согреться, сумасбродная идея пришла мне в тупоголовую башку.
Аякс Бодхи. Его кто-то включил.
Почему-то это воспоминание никак не выходило из головы: Антенна с Вольфом показали мне мигающую точку потерянного в деревне Аякса, которая вот-вот была, а потом пропала. Сбой? Очень странный сбой, который произошел ни с того ни с сего. В этом мире случайностей не бывает. У всего есть причина, как и следствие. И возможно, сбой Аякса стал результатом игрищ все тех же бобров и волков, которые ссут на мой снег. Но даже если и так, у меня будет Аякс! Бронь посреди леса! Аякс это вам не домик в деревне, это целый танк, и выживать в нем можно гораздо успешнее, чем кажется на первый взгляд.
И вот представьте, что я решил наплевать на Желяву, где меня ждет расстрел, и отправиться в опасное приключение, ценой которого может стать моя жизнь, только для того, чтобы проверить, как там поживает перевернутая вверх тормашками БМП, в которой срет бобер. В свою защиту напомню вам, я спятил еще восемь лет назад, когда решил в Падальщики податься.
Честно признаться, куда бы я ни пошел, меня везде смерть поджидает, и я устал ее бояться!
Я прохожу порядка тридцати километров в день, больше — нереально, хотя летом можно делать марш-броски и на пятьдесят километров — тренировка Падальщиков воспитывает в нас потрясающую выносливость. Но зимой все осложняют сугробы, в которых оседаешь в двадцати шести килограммах экипировки. Если бы я не двигался, то так бы и потонул в снегу, как терминатор с большим пальцем вверх. Я одолел порядка девяносто километров за прошедшие три дня. До деревни, с которой начались все наши несчастья, причем не только несчастья самих деревенщин, но и несчастья желявцев, еще двести километров. Назад дороги уже нет, осталось одолеть всего две трети пути — я держусь за эту идею, как за край скалы, пока под ногами пропасть воет пустотой и смертью. В деревне я смогу найти пропитание, подзарядить костюм, если вспомню, как Халил работал с тем маховиком, смогу отоспаться на матрасе, черт возьми!
С трудом я отвязываю себя онемевшими пальцами, которые уже не отогреваются и кажутся мне чужеродными отростками. Чтобы узнать о степени переохлаждения тела, достаточно периодически сводить указательный и мизинец, если они сводятся с трудом, значит ты скоро превратишься в снеговика. Благо, мое тело еще противостоит холоду. Пока есть силы, надо поискать морковку для носа.
Я скрутил трос и засунул в карман экипировки, а потом начал слезать с дерева. Ох, как же все болит! Я даже покряхтел немного, как старикашка, а когда спрыгнул на землю — не сдержался и пукнул. Хорошо, что зараженные не вычисляют нас по газовому результату нашей деятельности.