Испытание. По зову сердца
Шрифт:
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Уже вторые сутки Юра ехал «зайцем» на самой верхней полке общего, до отказа набитого пассажирами вагона. Боясь быть пойманным, он забился к самой стенке и лежал, стараясь не шевелиться. Снизу потянуло запахом еды. Юра облизнулся и проглотил слюну. Голод донимал его. В вагоне было душно, по лицу катился пот, голова, казалось, разваливается на части. А тут еще, как назло, Юра испытывал неотложную необходимость выйти. Он быстро спустился вниз и, перепрыгивая через ноги пассажиров и стоящие в проходе вещи,
— Небось вещичками хочет разжиться!..
Услышав ее слова, Юра почувствовал страшную обиду.
— Как вам, тетенька, не стыдно!.. Мне никакие вещички не нужны! — крикнул он и только хотел занести ногу на вторую полку, как почувствовал, что кто-то потащил его вниз. Юра обернулся: внизу стоял проводник.
— Ваш билет?! — спросил он скрипучим голосом.
— Билет? — переспросил Юра. — Билет, дяденька, сейчас... — Он соскочил на пол и, не удержавшись, сел прямо на руки той тетки, что его заподозрила. Однако тут же от ее толчка отлетел в объятия проводника. — Сейчас дяденька... — трясущимися руками Юра стал шарить по своим карманам, одновременно раздумывая, как бы удрать.
— Смотри-ка, билет ищет, вот фокусник! — ехидно прошамкал старичок, сидевший рядом с теткой.
— Какой у него билет, в милицию его стащить нужно! — прошипела тетка. — Воровством занимаются, вещички тащут!.. Известно, сызмальства порченные!..
— Полно вам чушь городить! — заступился за Юру запасник в новенькой красноармейской форме. Он, видимо, ехал на фронт. — Чего ему у вас воровать-то? Картошку?
— Такой и картошку сопрет, не погнушается!.. Теперь картошка в цене!..
— Да что вы на мальчонку напали?! — прикрикнул на тетку запасник и спросил у Юры: — Куда едешь?
Юра хотел честно признаться, что едет на фронт, но побоялся. В дороге он уже не раз слышал, что таких ребят ловят и снова отправляют к родителям.
— Папу ищу... — соврал он. — Вот уж пятый месяц о нем ничего неизвестно...
— Так папа-то, наверное, на фронте?
— Ага... — кивнул головой Юра, а сам все продолжал рыться в карманах, выворачивал их и, наконец, жалобно взглянув на проводника, сказал: — Наверное, потерял... А может, там, на полке, оставил...
— Идем-ка со мной! — цепко схватил его за руку проводник. — Знаем мы вас!.. Таких каждый день в милицию пачками сдаем... — Он потащил парня в конец вагона и там посадил его рядом с собой на лавку.
Юра сгорал от стыда.
Каждый проходивший мимо считал своим долгом пристыдить его:
«Поймали! И поделом!» — говорили одни.
«Стыдно!.. Очень стыдно!..» — изрекали другие.
«Любишь кататься, люби и саночки возить!» — посмеивались третьи.
Только один подвыпивший старичок иначе отнесся к задержанному.
— Ты, малец, не горюй!.. Самое главное — не теряй духу!.. Вот поезд остановился, и ты, кузька-макузька, раз-два — и лататы! Что думаешь, он за тобой побежит? Не побежит! У него и без тебя хлопот
— Стар, а ума нистолечки нет! — перебила его старушка, видимо, жена. — Чему учишь? Для порядку надыть его задержать, родителей выписать. Батько-то есть?
— Нет, — чуть слышно сказал Юра.
— Сирота? — не отставала старушка.
— Нет, — пробурчал Юра.
— Отец, что ли, бросил и сбежал?
Дальше врать Юра уже не мог.
— Папа полковник... воюет, — сказал он, надеясь, что липкая старуха теперь от него отстанет. Но та все не унималась:
— Отец воюет, а ты к тете в мешок?
— Я в мешок не лазил! — поднял голову Юра. — Я к папе на фронт еду, воевать!..
Эти слова произвели на всех магическое действие. Пассажиры сразу прониклись к Юре симпатией.
— Батюшки, такое дите — и воевать!.. — ахнула тетка, та, что заподозрила Юру в воровстве.
— Вот, мать моя, не разобралась, кузька-макузька, мальца ни за что ни про что опозорила!..
Поезд замедлил ход, просвистел паровоз, зашипели тормоза, звонко цокнули, столкнувшись друг с другом, буфера, и поезд остановился. Проводник вывел Юру на платформу.
Вечерело. Мокрые снежинки садились на лицо, таяли и щекотали щеки.
— Аким Спиридонович! Мальчонку задержал! Безбилетный. На фронт едет, — рапортовал проводник начальнику поезда.
Начальник полез в свою сумку, достал телеграмму и прочел вслух: «волосы светлые». Он снял с Юриной головы шапку и пробурчал:
— Ишь, грязный какой, сам леший не разберет, ты светлый или темный.
— Темный! — Юра хотел добавить: «честное пионерское», но сдержался. — Правда, совсем темный!
— «Правда»! — передразнил его начальник, упорно вглядываясь в лукавые глаза. Юра не выдержал этого настойчивого взгляда и опустил глаза. — Постой, постой!.. Не жмурься! Открой глаза-то! Слышишь, что я тебе говорю, открой! — Тот открыл правый глаз, а левый прищурил. — Другой открой! — Юра открыл левый глаз и прищурил правый.
— Так и есть — разноглазый! Точно по телеграмме... Юрой звать?.. Железнов, Юрий?..
— Железнов... — чуть слышно сказал Юра и всхлипнул. Он понял, что врать уже бесполезно.
— Ну, пошли! — Крепко держа Юру за руку, начальник поезда повел его за собой. Вдруг его остановил какой-то высокий, широкоплечий мужчина; он стал жаловаться, что проводник не посадил его в вагон, и совал в руки начальнику поезда свои документы.
Юра оглянулся по сторонам, выдернул свою руку, пригнулся и бросился под вагон. Тут же позади него раздались крики: «Держи! Держи!» Свисток... Но Юра уже перебежал низкую платформу, нырнул под другой вагон, потом под третий и вскочил на подножку тормозной площадки вагона. Это был воинский эшелон, который медленно двигался в направлении Москвы.
Часовой свирепо взглянул на Юру, тот испугался, соскочил и упал на колени прямо в лужу.
Отплевывая грязь, Юра с трудом поднялся. Сзади кто-то подбежал к нему и, тяжело дыша, спросил:
— Ну как? Цел?
Юра обернулся. Около него стоял боец с винтовкой.
— Бок болит, — поморщился Юра.
— Бок, говоришь? — Боец наклонился над Юрой и стал его ощупывать. От него терпко пахло махоркой, будто его бороденка, усы и шапка были насквозь пропитаны махорочным дымом. — Сам до дому дойдешь? А то мне с поста отлучиться нельзя.