Испытание
Шрифт:
Эйфория, охватившая меня после отмены проклятия, вкупе с яростью и гневом на Панченко, заставили меня сделать звонок Анжеле Ховард. И хоть я звонил в выходной день, да еще и рано утром – с учетом часового пояса и разницы во времени, – Ховард ответила сразу же. А вот Ховард ли она на самом деле, и является ли эта женщина сотрудницей американского посольства в Москве, это пока большой вопрос.
Сначала мне это показалось хорошей идеей – одной поездкой убить двух зайцев. Наказать лишением интерфейса Панченко и получить пять миллионов долларов за, надеюсь, поимку Хаккани.
Впрочем, мало ли на свете экстрасенсов, настоящих и не очень? Реши они, что я действительно ценен и обладаю шестым чувством и третьим глазом, давно бы захватили. А так – что-то возятся, миролюбиво ждут, пока я решу свои дела.
А дел у меня до отъезда, не считая получения паспорта, два. Встретиться с проблемными клиентами компании, развеяв слухи, и встретиться с первым заместителем мэра господином Дорожкиным, чтобы задать ему несколько неприятных вопросов.
Так что мой список задач на ближайшие дни предельно уплотнен. А те же американцы… Знаете, когда ты каждые десять минут на пятнадцать секунд можешь ускоряться в шесть раз, да еще и в невидимости… Как-то проще относишься ко всему.
А начну я со встречи с Ягозой. Вижу его сутулую фигуру в беседке, едва мы заезжаем во двор. Выбравшись из такси, направляюсь к нему.
– Филипп Олегович! – радостно восклицает он.
Я не уклоняюсь от его объятий и распознаю все оттенки нелегкой жизни дворового авторитета: похмельное утро, дешевый табак, въевшийся пот и пара бутылок принятого на грудь пива. Кецарик изображает бой с тенью, победно вскидывает кулак, а потом жмет мне ладонь двумя руками:
– Олегыч, мое почтение!
– Какими судьбами к нам? – интересуется Ягоза.
– Заехал проведать. Как вы здесь?
– Да зашибись все! – уныло сообщает Кецарик и горестно объясняет. – Только тают наши ряды…
– Действительно, Олегыч, нас все меньше…
Из рассказа алкашей выясняю, что Жирный окончательно перестал посещать их ежедневные собрания районных алкоголиков, и даже шахматы его не прельщают. Знаю я эти их шахматы – ни одной партии не доиграли. Славка, как стал работать со мной, совсем изменился и перестал здесь появляться. А вот Кепочка умер.
– Цирроз печени! – авторитетно заявляет Ягоза. – Все там будем.
– Я, пожалуй, повременю с этим, Игорь Валерьевич, – обращаюсь к авторитету по имени. – Дело у меня к вам. Прогуляемся?
– А я что? – обижается Кецарик.
Протягиваю ему тысячную купюру, из тех денег, что Вероника вытащила для меня из кассы компании. Снять с расчетного счета свои без документов я пока не могу.
– Леша, сходи в магазин, а? Не в службу…
– Сгоняй, сгоняй, – потирая руки, дает добро Ягоза.
Сжав купюру в кулаке, плюгавый Кецарик срывается с места так, что только пятки сверкают из обутых на босу ногу сандалий.
– Дело такое, Игорь Валерьевич. Можете меня научить замки вскрывать?
Замеченный мною прежде
– Не хочу даже спрашивать, Филипп Олегович, зачем это вам. И почему вас этому не научат ваши коллеги, – он хлопает себя по плечу, все еще считая, что я из органов, – интересоваться тоже не буду. Вам как срочно?
– Сейчас.
– А может сначала…? – он щелкает пальцем по горлу.
– Нет, надо прямо сейчас.
– Эх… Жизнь моя жестянка… – он нехотя слезает с лавочки беседки, приседает на корточки, разгоняя кровь в затекших ногах, и вздыхает. – Выпьет же Кецарик все сам… Ладно, идемте ко мне. Не здесь же вас… тренировать.
– Ира, Марина, валите отсюда! Живо!
Две девчушки – одной пятнадцать, другой шестнадцать – подхватив свои вещи и опустив головы, выбегают из спальни. Через полминуты раздается звук захлопнувшейся двери.
– Но-но! Не балуйте, Эдуард Константинович! Лежите смирно! А лучше, дайте-ка мне ваш телефон.
Забрав оба телефона, лежащих на прикроватной тумбочке, я нахожу еще один во внутреннем кармане пиджака, небрежно брошенного на кресло. Дорожкин бледнеет, но держится – не закатывает истерик, не угрожает. Похоже, пока не понимает, кто я такой и чего от меня ждать.
Не сводя с него глаз, я отхожу к выходу из комнаты, быстро проверяю, заперта ли входная дверь, и возвращаюсь в спальню. Там на огромной кровати лежит Дорожкин, прикрывшийся какой-то дизайнерской простынкой. По показаниям интерфейса он меня не боится, но интерес к происходящему у него огромный. Кажется, я сумел его заинтриговать.
– И все-таки, кто вы такой?
– Это неважно, Эдуард Константинович. У людей к вам накопился ряд вопросов, и крайне желательно, чтобы вы честно на них ответили.
Я не уточняю, что под людьми подразумеваю горожан. Слухов и пересудов о деятельности этого чиновника много, но, как это стало обычным у нас, дальше кухонных разговоров это не заходит. Посмотрим, что будет, когда я обнародую запись его признаний.
За несколько часов в затхлой прокуренной квартире Ягозы я поднял навык вскрытия замков до пятого уровня. Поднимать выше смысла не было, да и время поджимало. Дорожкин прибыл в свой пентхаус в элитной новостройке, и это один из тех немногих часов, когда его можно брать тепленьким – не оборотня в шкуре первого зама мэра, а предающегося запретным утехам голого мужика.
А узнал я об этом благодаря новой возможности «Познания сути», которая теперь показывает не просто метки объектов, но и их некоторые второстепенные характеристики. Например, частоту сердечных сокращений. И если она зашкаливает, причем не дома или в спортзале, а в квартире… то или объект перетаскивает мебель, или он в процессе полового акта.
Как я убедился, мебель Дорожкин не перетаскивал.
– Это даже забавно, – весело говорит он. – А что за люди хотят задать мне вопросы?
– И это тоже неважно. Постарайтесь понять: вопросы к вам, не ко мне. Я задаю, вы отвечаете. Доступно?