Испытательный срок
Шрифт:
И тут у меня прямо глаза на лоб вылезли. Потому что эта сука — Гусенок, в смысле, — действительно дергает своей дурацкой головой и начинает заваливаться назад! Не, это нормально, да? Не поверите — я чуть не заорал от удивления! Первая мысль, которая в башку мне пришла, — это что я, может быть, типа магом вдруг сделался. Представляете? Подумаю я теперь про какую-нибудь гниду: «Сдохни!» — а гнида-то — хлоп! И копытами в небо! И все такое! Красота!..
Ну, эта мысль у меня в голове недолго сидела. До тех пор только, пока не дошло до меня, что хлопок, услышанный
Я рухнул, где стоял, и взвыл в голос. А чего?! Думаете, не больно? Сами попробуйте на битый кирпич упасть, погляжу я на вас...
«Пэ-Эм» свой из-за пояса достал, затвор дергаю — не идет, зараза! Типа заело что-то. А хоть бы и шел — фиолетово уже это все. Потому что стреляют и справа, и слева, и впереди, и позади. И даже, кажется, сверху и снизу. Не, ну это нормально, да?
Наши, понятное дело, тоже на противника не просто так смотрят, и все такое. Но я сразу въехал, что неспроста это. Потому что тут либо Корпус Верных Защитников, либо какая-нибудь другая команда, покруче нашей. А ни тем ни другим мы на фиг не нужны. Живыми, я имею в виду. И если уж это действительно Корпус, то против подобных бойцов наши пукалки — несерьезное возражение, скажу я вам.
Вжался я в камни, замер. Лежу. Битый кирпич не так больно, как пули. И не в пример безопаснее. Замер я, прислушиваюсь. И думаю заодно: на хрена я сюда приперся из своей Твери?! И как там сейчас? Вспоминаю, как голодно было, как наши все — тверские, в смысле, — решили в Москву идти. И то, почему, собственно, я сюда поперся. Так ведь и не отыскал я ту женщину (язык не поворачивается ее бабой назвать!). Короче, мысли в башке разные скачут. А больше всего, конечно, одна: сколько мне еще жить осталось?..
Пальба стихла. Слышу — голоса. Вроде спрашивают у кого-то чего-то. И все такое...
Ну, у кого там чего спрашивают — не мое дело. Главное, чтобы меня не спросили. Приоткрываю я один глаз — вроде порядок. Приоткрываю второй... И сразу же начинаю жалеть об этом. Лежал бы себе с закрытыми глазами, легче было б подыхать. А тут — прямо перед моим носом чьи-то сапоги. А в них — все остальное. С «Абаканом» в руках. И даже не целится, а лениво так стволом возле носа моего водит. Нормально, да?
— Есть кто? — кричат со стороны метро.
— Не-а, — отвечает этот. — Никого живого!..
Ну, тут уж я на ноги вскочил!..
Сам не понимаю — зачем?! Бежать по развалинам — пулю не обгонишь. Оттолкнуть его, правда, я успел, но не сильно. Тот — шаг назад и сразу стволом в мою сторону опять. То ли мне просто показать захотелось, что типа есть здесь живые... пока что. То ли еще чего — сам не знаю.
— Не стрелять!!! — орут.
И уже бежит сюда кто-то. А я застыл и думаю: пальнет или нет? И по всему видно, что уроду этому пальнуть в меня очень даже охота. И положил он на всякие
— Прыжо-о-о-ок!..
И голос такой знакомый, ну очень!
Отвожу я глаза от ствола...
Мать твою так и этак!..
Гнусь!!!
Собственной персоной! Живой, поганец! Живей меня!
Подбегает он и ствол, что на меня смотрел, рукой в сторону отводит.
— Не стрелять! — говорит. — Свой это!
— Кому он свой? — Детина, что в меня целился, недоволен. А ствол, словно заколдованный, обратно ко мне.
— Нам свой! — заявляет Гнусь. — Знаю я его! С детства знаю! Росли вместе...
— Бандит он, — возражает детина. — Не фига тут!..
— Сказано же было — по возможности живыми! — орет на него Гнусь. И опять ствол отталкивает. — Я чё, не видел, как ты двоих завалил? Сам в расход пойдешь, понял?
— Ладно, — кивает вдруг детина.
И улыбается. Не, ну нормально, да? Типа мне улыбается! Урод!..
Только что чуть не ухлопал, а сейчас — рот до ушей, зубы скалит! И автоматик на плечо уже, и пошел от нас не спеша, только что ладошкой не помахал на прощание. Офигеть можно!..
Не понравилось мне это все. Не понимаю я такого вот. А когда я чего не понимаю, мне это очень не нравится...
— Как ты, Прыжок? — тормошит меня Гнусь. — Живой?
— Частично — очень даже, — отвечаю. А в голове — карусель.
— Молодец! — хвалит Гнусь.
И еще чего-то тараторит. А я его не слушаю, я смотрю в сторону метро. Там как раз очень интересное кино происходит...
Вижу я Ворона — стоит, морда в крови, руки подняты. А перед ним какой-то хрен, судя по всему — старший всей этой развеселой команды. И старший у Ворона что-то спрашивает. Долго спрашивает, несколько вопросов задал. А Ворон на все в ответ только башкой мотает. Не знаю, мол, понятия не имею, типа того...
А потом старшему типа надоело это — кому ж понравится, когда перед тобой так долго головой вертят?! — и он рукой махнул. И тут же детина, что едва меня не пристрелил, прямо от пояса, не поднимая оружия, дает короткую очередь. Ворон падает как подрубленный. А детина делает еще один выстрел — в голову, приседает над Вороном на корточки и начинает шарить у него по карманам.
Так, думаю. Это, ребята, нам не подходит стопудово. Хрен там разберет, чего у Ворона спрашивали. И никакой гарантии, что сам я на эти же вопросы отвечу иначе.
Я уже по сторонам глазами шарю — как бы половчее слинять, — когда до меня доходит, что конкретно мне Гнусь долдонит тут уже пару минут.
— Стой, — говорю, — погоди! Кто?! Кого?!
— Секретного Войска, — говорит. — Спецотряд! Понял?
— Понял, — отвечаю.
А у самого, конечно, в башке гудит, не въезжаю совершенно. Ведь «секретников» я тут меньше всего ожидал увидеть, они же дальше «Сходненской» или «Планерной» носа не высовывают. Да и нет уже давно никакого войска, то, что есть, войском назвать нельзя.