Исследование интуиции

Кришнамурти Джидду

П. Как тогда оно воспринимает скорбь?

К. Я подхожу к этому. Это подобно человеку, который, будучи парализован, хочет говорить. Но он не может.

П. Что происходит, когда шок рассеивается?

К. Вы как бы пробуждаетесь по отношению к факту, к факту смерти вашего сына. Тогда начинается деятельность мысли, ее движение. Возникают слезы. Я говорю: «Я хотел бы, чтобы я поступал лучше, чтобы я не произнес последних жестоких слов в последнюю минуту». Затем начинаются поиски путей бегства: «Я бы хотел встретить моего брата в следующей жизни, на астральном плане».

Я убегаю. Я говорю: «Если ты не убежишь, если ты не будешь наблюдать факт, как нечто отдельное от тебя – тогда наблюдатель есть наблюдаемое».

П. Все это в целом является первоначальным состоянием шока.

К. Я не уверен в этом, П. Продолжайте вникать в это. Произошел шок, который тело и психика не могут вынести. Имеется возникший паралич.

П. Но если имеется энергия?

К. Шок слишком силен. Он чересчур силен. Это факт.

П. Давайте продвигаться медленно, сэр.

К. Значит, мы говорим о разных вещах.

П. В самый момент смерти происходит полное осознание этого. Потом оно рассеивается.

К. Нет. Не поставите ли вы вопрос иначе, П.?

Отложите смерть в сторону на данный момент.

П. Но это тоже нечто целостное.

К. Подождите, я подойду к этому. Когда происходит смерть, потрясающий шок перекрывает все. Это не гора, не изумительная красота пейзажа. Эти два состояния совершенно различны.

П. Это зависит от состояния ума.

К. Это зависит от состояния взаимоотношений.

П. И от состояния ума, когда смерть действительно произошла.

К. Да. Так о чем же идет дискуссия? О чем ведется диалог?

П. Мы пытаемся выяснить, как в этом максимуме энергии возникающем из отчаяния, смерти, скорби, происходит некая химическая реакция, преображающая эту энергию, которая кажется разрушительной и причиняющей боль, в то, что вы называете страстью.

Если человек допустит разрушительное, как ржавчина, воздействие скорби и отчаяния – что является естественным процессом – то это вводит другой элемент.

К. Если энергия не растрачивается на слова, если энергия, возникшая от шока какого-то значительного события, не растрачивается, то эта энергия без всякого мотива имеет совершенно иное значение.

П. Разрешите спросить – удерживается ли она в сознании?

К. Нет, это происходит не в сознании.

П. Не в сознании?

К. Нет. Если вы удерживаете ее в сознании, то она есть часть мысли. Ваше сознание построено мыслью.

С. но она возникла в сознании.

К. Нет.

С. Тогда что она такое?

К. Удержание ее, пребывание с ней, не пытаясь убежать от нее.

П. Что это за сущность, которая не двигается?

К. Нет никакой сущности.

П. Тогда что это?

К. Сущность возникает, когда есть движение отхода от факта.

П. Как сущность сама приводит себя к концу?

К. Послушайте, П., давайте подойдем к этому совсем просто.

П. Это очень важно.

К. Я согласен, это очень интересно. Происходит шок. Шок вызвал понимание, появляется скорбь.

Само слово «скорбь» уже есть отвлечение. Бегство есть отвлечение от факта. Полностью остаться с фактом означает, что не происходит никакого

вмешательства движения мысли; поэтому теперь вы не удерживаете сознательно, не происходит сознательного удержания этого. Я повторю. Сознание построено, составлено мыслью. Содержание создает мысль.

Событие смерти внутри моего сознания. Это очень важно. Мне удалось раскрыть что-то.

П. Заставляет ли именно сила этой энергии полностью замолчать мысль?

К. Вы можете применить и такую форму определения. Мысль не может к этому прикоснуться. Но наша обусловленность, наши традиции, наше воспитание заставляют нас прикоснуться к этому изменить, модифицировать его, рационализировать, что является деятельностью сознания.

Р. Но суть всего как будто состоит в том, что придается и той форме, что это принимает, и это является семенем, из которого вырастает все остальное отвлечение.

К. Это очень интересно. Я не могу вспомнить, когда умер мой брат. Но из того, что мне говорили С. и другие, видимо, был период шока, и когда К. вышел из него, он остался с этим, он не пошел к м-с Безант и не просил помочь ему. Так что теперь я могу видеть, как все это происходит. Когда шок проходит, вы оказываетесь перед фактом, что произошло потрясающее событие: смерть, не моя или ваша, моего брата или вашего брата, но произошла смерть, что является необычайным событием, таким же необычайным, как и рождение. Так вот, может ли человек вглядеться в это, наблюдать, не вводя в это сознание как мысль?

П. Давайте возвратимся к скорби. Вы сказали: «Скорбь – не порождение мысли».

К. Да, скорбь не порождается мыслью. Что вы скажете об этом?

П. Когда умирает скорбь, мысль отсутствует.

К. Подождите, подождите, П. Скорбь – не дитя мысли. Вот что сказал К. Почему? Слово «скорбь» – это мысль. Слово не есть предмет, поэтому чувство скорби не есть слово. Когда применяется слово, оно становится мыслью.

ДЖИС. Мы говорим о ситуации, когда произошел шок. Возникновение этой энергии, возвращение сознания есть скорбь.

К. Я назвал это скорбью.

ДЖИС. Это возвращение в состояние скорби.

К. Нет. Имеется шок. Затем происходит движение отхода от шока.

П. Если освободить скорбь от слова…

К. Конечно. Вот почему я хочу добиться полной ясности. Слово не есть предмет, поэтому чувство скорби не есть слово… Если нет слова, нет мысли.

П. Скорбь существует; если вы отбросите слово, содержание останется.

К. Конечно. Так вот, возможно ли не применять названия? Как только вы применяете имя, вы вводите его в сознание.

С. Не является ли существующее состояние частью сознания до применения наименования? Слово «скорбь», как только вы называете состояние скорбью, оно становится чем-то другим. То, «что есть», является ли оно частью сознания, пока оно не названо?

К. Мы выяснили, что сознание является его содержанием. Его содержание складывается мыслью. Происходит событие, при котором энергия шока вытесняет сознание на мгновение, дни или месяцы. Затем, когда шок ослабевает и прекращается, вы начинаете придавать состоянию определенное наименование.