Исследование истории. Том I. Возникновение, рост и распад цивилизаций
Шрифт:
Реакции на разрушительное действие войны
В случае Ольстера и Аппалачей вызов был и природным, и человеческим, но действие «закона уменьшения отдачи» кажется вполне очевидным и в других случаях, когда вызов присутствует исключительно в человеческой сфере. Рассмотрим, например, последствия вызова, брошенного опустошительным действием войны. Мы уже отметили два случая, в которых суровые вызовы подобного рода получали победоносные ответы: Афины ответили на персидское вторжение, став «школой Эллады», а Пруссия ответила на наполеоновское вторжение, став бисмарковской Германией. Можем ли мы найти вызов подобного рода, оказавшийся чрезмерно суровым, опустошением, оставившим раны, которые [долгое время] гноились и в конечном счете оказались смертельными? Да, можем.
Опустошение Италии Ганнибалом, подобно другим, менее жестоким испытаниям, не исключало того, чтобы обернуться благодеянием [для римлян]. Опустошенные пахотные земли Южной Италии частично превратились в пастбища, частично — в виноградники и оливковые рощи, а новая аграрная экономика — как земледелие, так и скотоводство — стала обслуживаться рабским трудом вместо свободного крестьянства, некогда возделывавшего почву, еще до того, как солдаты Ганнибала сожгли крестьянские хижины, а сорняки и колючки заполонили разоренные поля. Этот революционный переход
343
Гракхи, братья — Тиберий (162-133 гг. до н. э.), римский народный трибун в 133 г. до н. э., и Гай (153-121 гг. до н. э.), римский народный трибун в 123 и 122 гг. до н. э. Происходили из знатного плебейского рода. Пытались проведением демократических земельных реформ приостановить разорение крестьянства. Гаем был предложен также закон о предоставлении прав римского гражданства италийским союзникам. Погибли в борьбе с сенатской знатью за осуществление своих реформ.
Китайская реакция на вызов эмиграции
Мы уже сравнили воздействие различных уровней природного вызова на разные группы британских эмигрантов. Давайте рассмотрим теперь реакцию китайских эмигрантов на различные уровни вызова человеческого. Когда китайский кули [344] эмигрирует в Британскую Малайю или в Голландскую Ост-Индию, он, вероятно, будет вознагражден за свою предприимчивость. Оказавшись вне своего привычного дома в чуждом социальном окружении, он меняет экономическую среду, в которой пребывал в расслабленном состоянии по причине вековых социальных традиций, на ту, которая дает ему стимул к улучшению своего положения, и нередко делает себе состояние. Однако предположим, что мы усиливаем социальное испытание, которое является ценой экономической возможности. Предположим, что вместо того, чтобы посылать его в Малайю или Индонезию, мы пошлем его в Австралию или Калифорнию. В этих «странах белых людей» наш предприимчивый кули (если он вообще получит туда доступ) подвергнется испытанию гораздо большей суровости. Вместо того чтобы просто чувствовать себя иностранцем в чужой стране, ему придется выносить преднамеренное ущемление, в котором сам закон будет его дискриминировать, а не приходить на помощь, как в Малайе, где благожелательной колониальной администрацией назначается официальный «протектор китайцев». Приведет ли этот более суровый вызов к пропорциональному ему по силе экономическому ответу? Нет, как мы можем увидеть, сравнив уровень благосостояния, достигнутый китайцами в Малайе и Индонезии, с уровнем, достигнутым иммигрантами столь же одаренной расы в Австралии и Калифорнии.
344
Кули (тамильск. — «заработки») — название низкооплачиваемых неквалифицированных рабочих в Китае, Индии и ряде других стран.
Славяне — Ахейцы — Тевтоны — Кельты
Теперь давайте рассмотрим вызов, который бросает варварству цивилизация, [то есть] вызов, каким в последовательно сменявшие друг друга периоды времени для следовавших друг за другом слоев варваров явилось в Европе излучение, исходившее от различных цивилизаций во внутренние области этого некогда темного континента.
Когда мы изучаем эту драму, наше внимание привлекает один пример, в котором за вызовом следует необыкновенно блестящий ответ. Эллинская цивилизация, возможно, прекраснейший из когда-либо распускавшихся цветов этого рода, была порождена европейскими варварами в ответ на вызов со стороны минойской цивилизации. Когда морская минойская цивилизация утвердилась на Греческом полуострове, ахейские варвары, жившие в глубь от прибрежной полосы, не были ни истреблены, ни подчинены, ни ассимилированы. Вместо всего этого они сумели сохранить свою индивидуальность в качестве внешнего пролетариата минойской талассократии, наверняка научившись искусствам у той цивилизации, которую держали в страхе. Должным образом они привыкли к морю, превзошли талассократов в их собственной стихии и стали впоследствии отцами эллинской цивилизации. Ахейская претензия на отцовство по отношению к эллинской цивилизации доказывается, как мы уже видели, с помощью религиозной проверки, ибо боги олимпийского пантеона явно демонстрируют в своих чертах происхождение от ахейского варварства, тогда как те следы в эллинской церкви, которые происходят из минойского мира, можно найти единственно в «приделах» и «криптах» храма эллинской религии — в некоторых местных культах, тайных мистериях и эзотерических вероучениях.
О мере стимула в данном случае говорит блеск эллинизма. Однако мы можем измерить этот стимул и иным образом, сравнив судьбу ахейского слоя варваров с судьбой другого слоя, который оказался настолько удаленным и скрытым, что фактически остался невосприимчивым к излучению любой цивилизации, существовавшей в течение двух тысячелетий после того, как ахейцы получили минойский вызов и дали на него блестящий ответ. Следующим варварским слоем были славяне, укрывшиеся в Припятских болотах, когда эти остатки [Европейского] континента отдал человеку отступающий ледяной покров. Здесь они продолжали жить примитивной жизнью европейских варваров век за веком, а когда тевтонское V"olkerwanderung положило конец долгой эллинской драме, начатой ахейским V"olkerwanderung, славяне оставались еще там.
В этот последний час европейского варварства славяне были,
Этот контраст между ахейцами и славянами показывает, что для примитивного общества полная свобода от вызова столкновений с цивилизациями является весьма серьезным препятствием. Он показывает, по сути, что подобный вызов имеет стимулирующее воздействие, когда его суровость достигает определенного уровня. Но предположим, что мы усиливаем вызов. Предположим, что мы увеличиваем силу той энергии, которую излучала минойская цивилизация, до крайней степени. Вызовем ли мы тем самым ответ, еще более блистательный, чем ответ ахейских отцов эллинизма, или снова начнет действовать «закон уменьшения отдачи»? На этот счет нам не приходится рассуждать в пустоте, поскольку между ахейцами и славянами лежало несколько других слоев варваров, в разной степени подвергшихся воздействию излучения различных цивилизаций. Что стало с ними?
Один пример, в котором европейские варвары стали жертвой излучения разрушительной силы, нам уже известен. Мы видели, как кельты были в конечном счете или истреблены, или подчинены, или ассимилированы после мгновенной вспышки энергии в ответ на стимул, который они получили через посредство этрусков. Мы сопоставили конечную неудачу кельтов в противостоянии эллинскому воздействию с относительным успехом тевтонов. Мы заметили, что тевтонский слой европейского варварства, в отличие от кельтского, сопротивлялся разрушительному воздействию эллинизма настолько эффективно, что тевтоны были способны занять место внешнего пролетариата эллинского мира и нанести эллинскому обществу во время его смертельной агонии coup de grace. По сравнению с кельтским debacle (разгромом), эта тевтонская реакция была успешной. Однако если мы сравним тевтонские достижения с ахейскими, то вспомним, что тевтоны одержали не что иное, как пиррову победу. Они пришли к смертному одру эллинского общества лишь за тем, чтобы самим немедленно получить смертельный удар от соперников — пролетарских наследников умершего общества. Победителем в этом сражении оказался не тевтонский вооруженный отряд, а Римско-Католическая церковь, в которой воплотился внутренний пролетариат эллинского общества. К концу VII в. христианской эры каждый из тех арианских или языческих тевтонских вооруженных отрядов, рискнувших посягнуть на римскую землю, был или обращен в католичество, или уничтожен. Новая цивилизация, дочерняя эллинской, была связана со своей предшественницей через внутренний, а не через внешний пролетариат. Западно-христианский мир был, в сущности, творением Католической церкви — в противоположность эллинизму, который явился творением ахейских варваров.
Давайте теперь выстроим имеющийся у нас ряд вызовов в порядке увеличивающейся суровости. Славяне долгое время были всецело свободны от вызова и явно страдали от отсутствия стимула. Ахейцы (судя по их ответу) получили то, что можно рассматривать как оптимальный вызов. Тевтоны выстояли перед вызовом эллинской цивилизации, но впоследствии потерпели поражение от вызова католицизма. Кельты, которые столкнулись с эллинским обществом в период его расцвета (в отличие от тевтонов, столкнувшихся с ним в период его упадка), потерпели от него сокрушительное поражение. Славяне и кельты знали по опыту две крайности: с одной стороны, безжизненную невосприимчивость, а с другой — сокрушительную «бомбардировку». Ахейцы и тевтоны занимают «средние» позиции в нашем сравнении, которое в данном случае состоит из четырех, а не из трех элементов. Но серединой, в смысле оптимального опыта, был опыт ахейцев.
3. Две недоразвившиеся цивилизации
«Арьергард» тевтонского V"olkerwanderung
Можно ли определить более точно ту точку, в которой начинает действовать закон уменьшения отдачи в ряду вызовов между излучающими цивилизациями и европейскими варварами? Да, можно, поскольку есть два примера, которые мы еще не принимали в расчет. Это конфликт между Римской церковью (как родительницей западного общества) и недоразвившимся дальнезападным христианством «кельтской окраины» и конфликт между западным обществом на его ранних стадиях и дальнесеверным, или скандинавским, обществом викингов. В обоих этих конфликтах противником выступал варварский «арьергард», который всегда находился за пределами римского владычества и оставался в резерве в то время, когда тевтонский авангард вонзал свой меч в умирающее тело эллинского общества — чтобы уничтожить и, как оказалось, быть уничтоженным. Более того, оба эти арьергарда добились той степени успеха, которая, пусть и не достигнув ахейского уровня, намного превзошла успех тевтонов, следовавших за ахейцами в четырехэлементном сравнении, как мы установили на данный момент. Ахейцы сумели создать великую цивилизацию, занявшую место минойской, на которую они напали. Тевтонский авангард наслаждался мимолетным весельем в конгениальной оргии разрушения, но ничего (или почти ничего) не достиг в плане позитивных ценностей. С другой стороны, и дальнезападные христиане, и дальнесеверные викинги явились нарождающимися цивилизациями, но в каждом из случаев зародыш подвергся вызову, который оказался чрезмерно сильным. Мы уже не раз косвенно упоминали о существовании недоразвившихся цивилизаций, не включенных в наш первоначальный список, поскольку сущность цивилизации можно обнаружить в ее зрелых достижениях, а эти [цивилизации] стали жертвами «детской смертности». Ход нашей аргументации предоставляет нам теперь возможность рассмотреть две из них [345] .
345
В следующей главе мы встретимся с еще одной, отличной от этой, группой «задержанных цивилизаций». Окажется, что они стали жертвами не «детской смертности», но «детского паралича». Это цивилизации, которые родились, но которым не удалось, подобно некоторым детям в волшебной стране (например, Питеру Пэну), вырасти (Прим. А. Дж. Тойнби).