Исследование истории. Том II. Цивилизации во времени и пространстве
Шрифт:
Мимесис вызван очарованием, и теперь мы можем увидеть, что очарование, действующее во время роста цивилизации благодаря преемственности творческого меньшинства, сохраняет дом не только от внутреннего разделения, но и от нападений со стороны соседей — по крайней мере постольку, поскольку этими соседями являются примитивные общества. Где бы растущая цивилизация ни вступала в контакт с примитивными обществами, они начинают подражать ее творческому меньшинству, равно как ему подражает и нетворческое большинство самой цивилизации. Однако если это обычное отношение между цивилизацией и примитивными обществами, продолжающееся до тех пор, пока цивилизация находится в процессе роста, то глубокие изменения наступают тогда, когда цивилизация надламывается и входит в стадию распада. Творческое меньшинство, которое завоевывало добровольную преданность благодаря очарованию, оказываемому его творческой деятельностью, сменяется правящим меньшинством, которое за недостатком очарования полагается на силу. Окружающие примитивные народы уже не очаровываются, но начинают испытывать неприязнь. Эти скромные ученики растущей цивилизации отказываются тогда от ученичества и становятся тем, что мы назвали внешним пролетариатом.
Находясь в уже надломленной цивилизации, они более не составляют ее часть [76] .
Излучение любой цивилизации можно разложить на три элемента — экономическое, политическое и культурное, и пока общество находится в процессе роста, все три элемента, по-видимому, излучают с равной силой
76
Когда мы говорим «в», то мы имеем в виду не географическое пребывание примитивных обществ внутри цивилизации (поскольку будучи «внешним пролетариатом» они явно не находятся внутри), но «в» — в виду того, что они волей-неволей продолжают поддерживать активные отношения с ней (Прим. Л. Дж. Тойнби).
Если мы взглянем на это изменение с точки зрения примитивных народов, то выразим ту же самую истину, сказав, что их подражание мирным искусствам надломленной цивилизации закончилось, но что они продолжают подражать ее усовершенствованиям — техническим приспособлениям — в области промышленности, войны и политики, причем не для того чтобы стать едиными с этой цивилизацией (что было их стремлением, пока она их очаровывала), но для того чтобы можно было эффективнее защищаться от насилия, ставшего теперь ее наиболее заметной отличительной чертой.
В нашем предшествующем обзоре опыта и реакции внутреннего пролетариата мы видели, как путь насилия начинает привлекать его. Мы также видели, как пролетариат, не устояв перед этим соблазном, лишь навлекает на себя несчастье. И приверженцы Февды [77] , и приверженцы Иуды [78] неизбежно гибнут от меча. Лишь когда приходит пророк доброты, внутренний пролетариат получает шанс захватить своих завоевателей в плен. Внешний пролетариат, если он выберет путь насилия (а он его почти наверняка выберет), окажется не в столь невыгодном положении. Тогда как внутренний пролетариат всецело находится, ex hypothesi [79] , в пределах досягаемости правящего меньшинства, по меньшей мере, какая-то часть внешнего пролетариата, вероятно, оказывается вне пределов военного воздействия правящего меньшинства. В соревновании, которое начинается в результате этого, надломленная цивилизация излучает насилие, а не притягательный мимесис. В этих условиях ближайшие члены внешнего пролетариата, вероятно, будут завоеваны и присоединены к внутреннему пролетариату, однако при этом будет достигнута точка, в которой качественное превосходство правящего меньшинства в военной силе будет уравновешено протяженностью его линий коммуникации.
77
Февда — иудей, объявивший себя то ли пророком, то ли мессией и увлекший за собой много людей обещанием освободить их от гнета римлян после того, как он переведет их через Иордан, воды которого должны расступиться. По приказу прокуратора Иудеи Куспия Фада отряд конницы расправился с безоружной толпой, а Февде отрубили голову. Упоминается в Деяниях святых апостолов (5, 36), а также у Иосифа Флавия в «Иудейских древностях» (XX, 5, 1).
78
Имеются в виду так называемые зелоты —движение против римлян, основанное Иудой Галилеянином. По сведениям Иосифа Флавия, они отделились от фарисеев, с которыми в религиозных вопросах существенно не расходились. Главная линия раздела между ними проходила в отношении к свободе. Зелоты, выступая ревнителями веры, признавали «своим господином и царем» только Бога. Зелоты намеревались восстановить самостоятельность Иудеи путем вооруженной борьбы.
79
Гипотетически (лат.).
Когда достигнута эта стадия, заканчиваются изменения в природе контактов между данной цивилизацией и ее соседями-варварами. Пока цивилизация находится в процессе роста, ее родина, где она господствует в полной мере, укрыта, как мы видели, от воздействия нецивилизованной дикости обширными порогами или буферными зонами, в которых цивилизация незаметно переходит в дикость, проходя долгий ряд мелких ступеней. С другой стороны, когда цивилизация надломлена и впадает в раскол, когда являющиеся результатом этого военные действия между правящим меньшинством и внешним пролетариатом перестают быть отступлением с боями и становятся позиционной войной, мы обнаруживаем, что эта буферная зона исчезает. Географический переход от цивилизации к варварству теперь уже не постепенен, но внезапен. Используя латинские слова, которые показывают одновременно и родственность, и контраст между двумя типами контакта, можно сказать, что limen, или порог, который был зоной, теперь заменяет limes, или военная граница, которая является линией, имеющей длину, но не ширину. Вдоль этой линии тщетно ведущее борьбу правящее меньшинство и непобедимый внешний пролетариат теперь сталкиваются друг с другом с оружием в руках. Этот военный фронт является преградой для распространения любого социального излучения, за исключением военной техники — той статьи социального изменения, которая способствует войне, а не миру и между теми, кто дает, и теми, кто заимствует ее.
Социальные явления, которые отсюда следуют, когда эти военные действия становятся постоянными вдоль limes, привлекут наше внимание позднее. Сейчас же достаточно упомянуть тот важнейший факт, что это временное и ненадежное равновесие сил неизбежно склоняется по прошествии времени в пользу варваров.
Эллинский пример
Стадия роста в эллинской истории богата иллюстрациями limen’a, или буферной зоны, которой здоровая цивилизация, находящаяся в процессе роста, стремится окружить свою первоначальную родину. В направлении континентальной Европы сущность Эллады незаметно исчезала севернее Фермопил в полуэллинской Фессалии, а западнее Дельф — в полуэллинской Этолии. Эти области, в свою очередь, были защищены полу-полуэллинскими Македонией и Эпиром от неразбавленного варварства Фракии и Иллирии. В направлении Малой Азии зоны убывания эллинского влияния в греческих городах азиатского побережья представлены Карией, Лидией и Фригией. На этой азиатской окраине мы видим в свете исторических данных, что эллинизм первое время пленял варварских завоевателей. Очарование было столь сильным, что во вторую четверть VI в. до н. э. конфликт между филэллинами и эллинофобами выдвинулся на первый план в лидийской политике. Даже когда претендент на лидийский престол филэллин Панталеон был побежден своим единокровным братом Крезом [80] ,
80
Крез (595-547 гг. до н. э.) — последний царь Лидии из династии Мермнадов (560-547 гг. до н. э.). Захватил большую часть Малой Азии, за исключением Ликии и Киликии. Покоренные им народы, в том числе жители греческих городов малоазийского побережья, были, однако, относительно самостоятельны. После того как персы захватили Мидию, между ними и лидийцами стали возникать конфликты (547-546). Персидский царь Кир II победил Креза и присоединил Лидийское царство к Персии. Крез был известен своим богатством не меньше, чем щедростью (пожертвования в Дельфы). При Крезе в стране расширились денежные отношения (чеканка монеты). Имя Креза вошло в поговорки и легенды. Согласно преданию, перед началом войны с Киром Крез получил в Дельфах такой оракул: «Перейдя реку Галис, ты разрушишь великое царство». Крез действительно разрушил свое собственное царство.
Даже во внутренних районах за морем мирные отношения и постепенный переход, по-видимому, был правилом. Эллинизм быстро распространялся во внутренних районах италийской Великой Греции, и самым ранним упоминанием о Риме в сохранившейся до наших дней литературе является сообщение, содержащееся в уцелевшем фрагменте утраченной работы ученика Платона Гераклида Понтийского, где это латинское государство описывается как «эллинский город-государство» ( ‘P).
Таким образом, на окраинах эллинского мира в период его роста мы видим добрую фигуру Орфея, очаровывающего окружающих варваров и даже вдохновляющего их передавать его волшебную музыку, исполняемую на их собственных, более грубых музыкальных инструментах, еще более примитивным народам, живущим далее в глубь континента. Однако эта идиллическая картина мгновенно исчезает, когда эллинская цивилизация входит в стадию надлома. Как только гармония нарушается диссонансом, очарованные слушатели снова пробуждаются. И снова впав в свое дикое состояние, они бросаются теперь на зловещего тяжеловооруженного воина, который появляется из-за плаща доброго пророка.
Военное противодействие внешнего пролетариата эллинской цивилизации было наиболее яростным и эффективным в Великой Греции, где бруттии [81] и луканцы [82] начали теснить греческие города и занимать их один за другим. В течение ста лет, начавшихся в 431 г. до н. э. войной, которая была «началом великих бед для Эллады», несколько уцелевших общин из тех, что некогда процветали в Великой Греции, призывали кондотьеров со своей родины, чтобы те не дали окончательно оттеснить их в море. И это беспорядочное подкрепление принесло настолько мало пользы в сдерживании оскского потока [83] , что варвары уже успели пересечь Мессинский пролив, прежде чем все движение было резко прервано вторжением эллинизированных римских родственников осков. Римская государственная политика и римское оружие спасли не только Великую Грецию, но и весь Италийский полуостров для эллинизма, напав на осков с тыла и навязав общий римский мир и италийским варварам, и италийским грекам.
81
Бруттии — умбрийско-сабинское племя, населявшее римскую провинцию Бруттий на юго-западе Апеннинского полуострова (современная Калабрия). Вели борьбу против греческих городов, против Александра из Эпира (в 30-х гг. IV в. до н. э.) и против Агафокла (ок. 300 г. до н. э.). С 272 г. до н. э. племя попало в зависимость от римлян. В 216 г. до н. э. стало союзником Ганнибала. После поражения от римлян, основавших в Бруттии римские и латинские колонии, бруттии большей частью были обращены в рабство.
82
Луканцы — население римской провинции Лукании, области на западном побережье Южной Италии между Кампанией, Апулией и Бруттием. Первоначально эта область была заселена племенами осков, затем в VIII—VI вв. до н. э. происходит ее массовое заселение греческими колонистами (города Посейдония, Элея, Метапонт). Только после победы в войне с Пирром римлянам удалось окончательно покорить Луканию (272 г.дон. э.).
83
Оски — древнеиталийское племя, принадлежавшее к оскско-умбрской языковой группе, родственной самнитам. Обитали в основном в Кампании. Испытали влияние греческой культуры, около 500 г. до н. э. были распространены почти по всей Южной Италии.
Таким образом, южноиталийский фронт между эллинизмом и варварством был уничтожен, и впоследствии успешные подвиги римского оружия расширили владения эллинского правящего меньшинства в континентальной Европе и Северо-Западной Африке почти настолько же, насколько Александр Македонский расширил их в Азии. Однако следствием этой военной экспансии явилось не уничтожение фронтов против варваров, но увеличение их протяженности и удаленности от центра власти. За несколько столетий они стали устойчивыми. Однако распад общества продолжал идти своим ходом, пока в конце концов варвары не прорвались.
Теперь мы должны задаться следующим вопросом: можем ли мы различить в реакции внешнего пролетариата на давление эллинского правящего меньшинства какие-либо признаки не только насильственного, но и доброго ответа, и можем ли мы приписать внешнему пролетариату какую-либо творческую деятельность?
На первый взгляд может показаться, что, по крайней мере, в эллинском случае ответ на оба вопроса будет отрицательным. Мы можем наблюдать нашего антиэллински настроенного варвара в различных положениях и состояниях. В лице Ариовиста он изгнан с поля битвы Цезарем; в лице Арминия [84] он удерживает свои позиции против Августа; в лице Одоакра он мстит Ромулу Августулу. Однако во всякой войне существуют три альтернативы — поражение, бегство с поля битвы и победа, и в каждой из альтернатив однообразно властвует насилие, а творчество не в ходу. Тем не менее, нас может поощрить на дальнейшее исследование напоминание о том, что и внутренний пролетариат способен в такой же мере демонстрировать насилие и бесплодие в своих ранних реакциях. Доброта же, которая в конечном счете находит свое выражение в таких мощных произведениях творчества, как «высшая религия» и вселенская церковь, обычно требует и времени, и тяжелого труда для того, чтобы завоевать влияние.
84
Арминий (16(?) г. до н. э. — 21(?) г. н. э.) — вождь германского племени херусков, покоренных римлянами. Поступил к римлянам на военную службу, получил звание всадника и стал начальником вспомогательных войск, состоявших из выходцев с его родины. В этом качестве, очевидно, он пребывал в 9 г. н. э. в Германии и заслужил там доверие римского наместника Квинтилия Вара, которого он заманил в ловушку и победил в знаменитом сражении в Тевтобургском лесу. Вар покончил жизнь самоубийством, предводимые им три легиона были полностью уничтожены. Одержанная победа вызвала всеобщее восстание, римское господство на территории между Рейном и Эльбой было ликвидировано. Предпринятые впоследствии попытки его возрождения успеха не имели. В последующие годы Арминий вел войну с римлянами, предводимыми Германиком, стремившимся вновь подчинить Германию Риму.