Исследование истории. Том II. Цивилизации во времени и пространстве
Шрифт:
В истории Римской империи, которая была универсальным государством эллинской цивилизации, мы находим, как поколение, ставшее свидетелем установления Pax Augusta, утверждало, явно искренне веря в это, что Империя и Город, который ее основал, наделены общим бессмертием. Тибулл (около 54-18 гг. до н. э.) [312] воспевает «стены вечного города», а Вергилий (70-19 гг. до н. э.) вкладывает в уста своего Юпитера, говорящего о будущем римском потомстве Энеева рода, следующие слова: «Я дам им владычество без конца». Тит Ливии пишет с такой же уверенностью о «Городе, основанном навеки». Гораций, каким бы скептиком он ни был, претендуя на бессмертие своих «Од», в качестве меры их вечности приводит повторяющийся годовой круг религиозных ритуалов в римском городе-государстве [313] . «Оды» до сих пор живут на устах людей. Как долго продлится их «бессмертие», сказать нельзя, ибо количество тех, кто мог цитировать их, в последнее время печальным образом сократилось по причине перемен в манере образования. Однако, по крайней мере, они в четыре или пять раз пережили римский языческий ритуал. Спустя более четырех столетий после эпохи Горация и Вергилия, после того, как разграбление Рима Аларихом уже известило о его конце, мы находим, что галльский поэт Рутилий Намациан [314] все еще дерзко утверждает бессмертие Рима, а блаженный Иероним [315] , находившийся в ученом уединении в Иерусалиме, прерывает свои теологические труды, чтобы выразить печаль и изумление на языке, почти идентичном языку Рутилия. Языческий чиновник и христианский отец Церкви объединились в своей эмоциональной реакции на событие, которое, как мы теперь видим, было неизбежно уже на протяжении нескольких поколений.
312
Тибулл Альбий (50-18
313
Тойнби имеет в виду следующие строки из оды Горация «К Мельпомене» (III, 30):
…буду я славишься
До тех пор, пока жрец с девой безмолвною
Всходит по ступеням в храм Капитолия.
(Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского)
Гораций говорит здесь о ежегодном ритуале, совершаемом в Риме, когда верховный понтифик в сопровождении старшей весталки восходил на Капитолий молить Юпитера о благоденствии Рима.
314
Намациан Рутилий Клавдий Нумерий (1-я половина V в.) — латинский писатель, потомок богатого аристократического рода из Галлии, префект Рима. В поэме «О возвращении домой» описал свое путешествие из Рима на родину (осенью 416 г.). Это сочинение, дошедшее до нас не полностью, показывает Намациана как убежденного язычника и почитателя Рима (хвала Риму в «Молитве богине Роме»).
315
Блаженный Мероним (Иероним Стридонский) (347-419 или 420) — один из отцов Церкви, писатель и ученый. Происходил из богатой христианской семьи, учился в Риме, посвятил себя интенсивному изучению античной и христианской литературы. В 375-378 гг. жил отшельником в Халкидской пустыни близ Антиохии, затем в качестве священника отправился в Рим, где в 382-385 гг. был советником папы Дамасия. После смерти папы в 386 г. поселился отшельником в Вифлееме и основал там несколько монастырей. Знал латынь, древнегреческий, древнееврейский языки и как писатель был настолько работоспособен, что мог одновременно диктовать несколько произведений. По поручению папы Дамасия вновь перевел Библию на латинский язык по тексту оригинала. Со времен Григория Великого этот текст занял место рядом со старым и носил с XIII в. название «Vulgata» («Общеупотребительная»).
Потрясение, которое вызвало падение Рима в 410 г. у граждан недолговечного универсального государства, ошибочно принятого за вечное обиталище, сравнимо с потрясением, испытанным подданными Арабского халифата, когда Багдад пал под ударами монголов в 1258 г. В римском мире потрясение дало о себе знать от Палестины до Галлии, в арабском мире — от Ферганы до Андалузии. Сила психологического воздействия в арабском случае оказалась даже еще более значительной, чем в римском, поскольку ко времени, когда Хулагу нанес Аббасидскому халифату coup de grace (смертельный удар), его владычество над большей частью огромных владений, номинально подвластных ему, было недействительно в течение уже трех или четырех столетий. Этот ореол иллюзорного бессмертия, который существовал вокруг умирающих универсальных государств, часто убеждал наиболее благоразумных варварских вождей, даже когда они делили владения этих государств между собой, признавать одинаково иллюзорную зависимость от них. Вожди остготов-ариан из династии Амалунгов [316] и вожди дайламитов-шиитов из династии Буидов [317] для управления завоеванными ими территориями добивались официального титула наместников соответственно императора константинопольского и халифа багдадского. И хотя этот тактичный подход к дряхлому универсальному государству не помог ни в том, ни в другом случае предотвратить гибель, на которую обрекли себя эти военные отряды, старавшиеся придерживаться своих особых ересей, тот же самый политический маневр увенчался блестящим успехом, когда был предпринят их собратьями-варварами. Последние обладали большей проницательностью или же большей удачливостью, сумев сохранить в то же время непогрешимость в исповедании своей религиозной веры. Например, Хлодвиг Франкский [318] , самый удачливый из всех основателей варварских государств-наследников Римской империи, завершил свое обращение в православие, получив от императора Анастасия [319] из отдаленного Константинополя титул проконсула вместе с консульскими знаками отличия. Его успех подтверждается тем фактом, что в последующие века не менее восемнадцати королей Людовиков, правивших в завоеванной им стране, носили его имя в видоизмененном варианте.
316
Амалунги (Амалы) — династия, правившая остготами с IV в. по 536 г., когда был убит Теодахад, последний представитель рода по мужской линии. Самым знаменитым Амалунгом был Теодорих Великий, прославленный в немецких сагах под именем Дитрих Бернский. Он и сражающиеся на его стороне герои носят в «Песни о Нибелунгах» (ок. 1200) название «Амелунги».
317
Буиды (Бувейхиды) — исламская династия феодальных государей дайламитского (северо-иранского) происхождения. Правила в Западном Иране и Ираке в 935-1055 гг. Захватив в 945 г. Багдад, фактически положили конец халифату Аббасидов. Государство Бувейхидов впоследствии было завоевано сельджуками.
318
Хлодвиг I (ок. 466-511) — король салических франков с 481 г. из рода Меровингов. Завоевал почти всю Галлию, что положило начало Франкскому государству. В 496 г. принял крещение от православного архиепископа Реймского Ремигия. Вслед за Хлодвигом крестились и все его подданные.
319
Анастасий I Флавий (ок. 430-518) — византийский император с 491 г., узурпатор. Облегчил налоговое бремя городов, усовершенствовал монетную систему. По закону Анастасия 1(491 г.), колоны прикреплялись к участку, если арендовали его в течение 30 лет. Поддерживал монофизитов. Окончательно покорил исавров, подавил народные восстания в Константинополе (512) и во Фракии (515), возглавленные командующим федератов Виталианом. Укрепил Константинополь. В 502-505 гг. вел войну с персами.
Оттоманская империя, которая явилась, как мы видели ранее в нашем «Исследовании», универсальным государством византийской цивилизации, проявляет те же самые характерные черты иллюзорного бессмертия ко времени, когда она уже стала «больным человеком Европы» [320] . Амбициозные военачальники, создававшие для себя в результате упорного труда государства-наследники, — Али-пашаЯнинский [321] в Албании, Мухаммед Али в Египте и Пасван-Оглу Виддинский [322] на северо-западе Румелии — старательно исполняли во имя падишаха все, что было в ущерб их собственным частным интересам. Когда западные державы последовали по их стопам, то они переняли те же самые фантазии. Например, Великобритания управляла Кипром с 1878, а Египтом с 1882 года от имени султана константинопольского, пока не оказалась в состоянии войны с Турцией в 1914 г.
320
Перефразировка известного определения Османской империи периода упадка ее политической и военной мощи — «больной человек Востока». Авторство этой фразы приписывают обычно российскому императору Николаю I, хотя еще за 100 лет до него в сходных выражениях писал о Турции Ш. Л. Монтескье.
321
Али-паша Янинский (Али-паша Тепеленский) (ок. 1744-1822) — албанский феодал (родом из Тепелены, южная Албания), с 1787 г. — правитель части Балканского полуострова (с центром в городе Янина). Добился фактической независимости от турецкого султана. Убит в войне с султаном Махмудом II.
322
Пасван-Оглу (1758-1807) — турецкий паша. В 1788 г. вместе с отцом восстал против Оттоманской империи и завладел Виддином, но затем вынужден был бежать в Валахию. В 1791 г. турками был захвачен и казнен его отец, а Пасван-Оглу снова захватил Виддин. В 1795 г. взял Никополь, в 1796 г. двинулся к Адрианополю, а в следующем году овладел Сербией и Болгарией и уже угрожал Константинополю. Однако должен был отступить перед 10-тысячной турецкой армией. В 1798 г. был помилован и получил в управление Виддинский пашалык.
Монгольское универсальное государство индусской
Еще более поразительным свидетельством живучести веры в бессмертие универсальных государств является практика вызывания их призраков после того, как они умерли. Багдадский халифат Аббасидов был таким образом воскрешен в виде Каирского халифата, а Римская империя — в виде Священной Римской империи Запада и Восточной Римской империи православно-христианского мира. Империя династий Цинь и Хань была воскрешена в виде империи династий Суй [323] и Тан дальневосточной цивилизации. Фамилия основателя Римской империи ожила в титулах кайзера и царя, а титул халифа, который первоначально означал наследника пророка Мухаммеда, после посещения Каира перешел в Стамбул, где сохранялся вплоть до своего уничтожения руками вестернизированных революционеров в XX столетии.
323
Суй — китайская императорская династия, правившая в 581-618 гг. Основателем династии был князь Ян Цзян, который приходился тестем Сюань-ди — последнему императору из северо-китайской династии Северная Чжоу. Ян Цзян, ставший в 581 г. императором под именем Вэнь-ди, предпринял поход на юг и уничтожил династию Чэнь. Так был положен конец раздробленности Китая. Однако уже сын основателя династии император Ян-ди был свергнут в результате восстания, и на престол вступила династия Тан, основанная крупным феодалом Ли Юанем.
Это только избранное из всего богатства исторических примеров, иллюстрирующих тот факт, что вера в бессмертие универсальных государств сохраняется на протяжении столетий после того, как она была опровергнута явно неопровержимыми фактами. В чем причина столь странного явления?
Одной из очевидных причин является сила того впечатления, которое производят основатели и великие правители универсальных государств. Оно передается впечатлительному потомству с такой силой, что превращает внушительную истину в ошеломляющую легенду. Другой причиной является впечатляющее воздействие самого этого института, не говоря уже о гении его величайших правителей. Универсальное государство пленяет сердца и умы, поскольку воплощает в себе оживление после долговременного спада «смутного времени». Именно этот аспект Римской империи в конечном счете вызвал восхищение у первоначально враждебно настроенных греческих писателей, творивших в век Антонинов, который Гиббон впоследствии объявит периодом, когда род человеческий достиг своей высшей точки блаженства.
«Нет спасения в том, чтобы обладать властью, отделенной от могущества. Оказаться под владычеством одного из высших — “наилучшее из двух”. Однако это “наилучшее из двух” оказывается самым наилучшим в нашем нынешнем опыте жизни в Римской империи. Этот счастливый опыт вызвал у всего мира самую сильную преданность по отношению к Риму. Мир не больше думает отделиться от Рима, чем судовая команда думает прервать связь с кормчим. Вы должны представить себе летучих мышей в пещере, тесно прижавшихся друг к другу и к скалам. Это подходящий образ для зависимости всего мира от Рима. Сегодня в каждом сердце предметом главного беспокойства является страх отделения от роя. Мысль о том, что можно быть покинутым Римом, настолько ужасна, что исключает всякую мысль о безответственной измене ему.
Так положен конец тем диспутам о независимости и о престиже, которые были причиной начала всех войн в прошлом. И хотя некоторые народы, подобно бесшумно текущим водам, восхитительно спокойны — радуясь своему освобождению от тяжелого труда и забот и осознав, наконец, что все их прежние битвы были бесцельны, — существуют и другие народы, которые даже не знают или не помнят, сидели ли они когда-нибудь на троне власти. Фактически, мы являемся свидетелями новой версии памфилийского мифа (или сочиненного самим Платоном?). В момент, когда государства мира уже лежали на погребальном костре, став жертвами собственной братоубийственной борьбы и суматохи, всем им тотчас же было даровано [римское] владычество и они немедленно вновь вернулись к жизни. Как они достигли такого состояния, они были неспособны сказать. Они ничего не знали об этом и могли только изумляться своему нынешнему благоденствию. Они были словно пробужденные спящие, которые пришли в себя и теперь освободились от своих сонных видений, преследовавших их лишь мгновение назад. Они больше не могли поверить, что когда-либо существовали такие вещи, как войны… Весь обитаемый мир ныне праздновал постоянный праздник… Так что единственные, кого можно пожалеть за то, что им недостает таких хороших вещей, это народы, которые остались за пределами Империи — если такие народы еще остались…»{85}.
Этот необычный скептицизм в вопросе о том, заслуживает ли в действительности какой-либо народ за пределами Римской империи упоминания, достаточно характерен и оправдывает то, что мы называем подобные институты универсальными государствами. Они универсальны не в географическом смысле, но в психологическом. Например, Гораций в одной из своих од говорит нам о том, что он безучастен к тому, «что страшит Тиридата» [324] . Царь Парфии, несомненно, существовал, но он просто не имел никакого значения. В подобном же тоне маньчжурские императоры дальневосточного универсального государства, ведя свои дипломатические отношения, предполагают, что все правительства, включая правительства западного мира, в некий неопределенный период времени в прошлом получили разрешение существовать от китайских властей.
324
Имеется в виду 26-я ода Горация из I книги «Од», в которой упоминается имя парфянского царя эпохи Августа Тиридата.
Однако действительность этих универсальных государств была чем-то совершенно отличным от той блестящей поверхности, которая представлялась Элию Аристиду [325] и другим их панегиристам в различные эпохи в различных странах.
Безвестное божество нубийской границы египетского универсального государства превратилось благодаря гению эллинской мифологии в смертного царя эфиопов, который имел несчастье стать возлюбленным Эос, бессмертной богини утренней зари. Богиня умолила своих собратьев-олимпийцев даровать ее смертному возлюбленному бессмертие, которым обладали она и равные ей. И хотя они относились ревниво к своим божественным привилегиям, она так настойчиво упрашивала их, что они наконец поддались ее женской назойливости. Однако даже этот неохотно данный дар был испорчен роковым изъяном, ибо нетерпеливая богиня забыла о том, что бессмертие олимпийцев сочеталось с вечной молодостью, и другие бессмертные злорадно позаботились о том, чтобы дать ей не более чем она просила. Последствия были и ироничны, и трагичны. После медового месяца, который пронесся, с точки зрения олимпийцев, в мгновение ока, Эос и ее теперь уже бессмертный, однако неумолимо стареющий супруг оказались обреченными навеки горевать о злополучном положении Тифона. Старость, которой безжалостная рука смерти никогда не могла положить конца, была несчастьем, которое никогда бы не смог испытать смертный человек, а вечная печаль была тем постоянным чувством, которое не оставляло места никакому другому чувству или мысли. Для любой человеческой души или человеческого института бессмертие в мире сем оказалось бы мученичеством, даже если бы оно и не сопровождалось физической дряхлостью или умственным старением. «В этом смысле, — писал император-философ Марк Аврелий (161-180 гг. н. э.), — правильно было бы сказать, что любой сорокалетний человек, наделенный умеренным рассудком, уже видел — в свете единства природы — целиком и прошлое, и будущее». Если эта оценка способности человека к опыту поражает читателя как чрезмерно низкая, то он может найти причину этого в эпохе, в которую жил Марк Аврелий. «Бабье лето» — эпоха скуки. Ценой «Римского мира» явилась потеря эллинской свободы. И хотя эта свобода всегда была привилегий меньшинства, а привилегированное меньшинство могло оказаться безответственным и деспотичным, в ретроспективе становилось очевидно, что неистовая свирепость цицероновской кульминации эллинского «смутного времени» оказалась самой настоящей сокровищницей захватывающих и вдохновляющих тем для римских ораторов. Их эпигоны в самодовольный и упорядоченный траяновский век могли условно осуждать это время как ужасы не nostri saecili [326] , но они должны были ему тайно завидовать, терпя постоянные неудачи в своих напряженных усилиях заменить искусственным изобретением стимул, крайне необходимый для жизни.
325
Аристид Элий (ок. 117 или 129-187 гг. н. э.) — греческий странствующий оратор из Адриануферая (Мезия). Получив всестороннее образование, стал признанным оратором в Риме. Своими помпезно обставленными разъездами завоевал славу в греческих и римских кругах. Сохранилось 55 его речей, значительное число которых посвящено защите риторики перед философией. Другие его речи восхваляли Рим, славное прошлое Афин и других городов. Для Аристида как представителя Второй софистики ораторское искусство представлялось вершиной духовной деятельности человека. Его речи представляют известную ценность не только в отношении языка (примером ему служили греческие классические авторы), но и с точки зрения изучения культуры эпохи Империи.
326
Нашего века (лат.).