Исследование о природе и причинах богатства народов
Шрифт:
Таким образом, вкус к более тонким и улучшенным изделиям был привит заморской торговлей в тех странах, где не существовало этих производств. Когда же употребление этих изделий стало настолько общераспространенным, что вызвало значительный спрос на них, купцы в целях сбережения издержек на перевозку, естественно, пытались поставить производство некоторых из этих изделий у себя на родине. Таково происхождение первых мануфактур для продажи на отдаленный рынок, которые, по-видимому, возникли в западных областях Европы после падения Римской империи.
Следует заметить, что ни одна обширная страна никогда не существовала и не могла существовать без каких-либо промышленных производств, ведущихся в ней; и когда говорят, что она не имеет промышленности, под этим надо понимать, что она не имеет промышленности, производящей более тонкие и дорогие изделия или работающей на отдаленный рынок. В любой обширной стране одежда, домашняя обстановка и утварь подавляющего большинства населения представляют собою продукт его собственного труда. Это еще в большей степени относится к тем бедным странам, которые, как обычно говорят, совсем не имеют промышленности, чем к странам богатым, которые обладают ею в избытке. В последних вы по общему правилу найдете, что гораздо большая часть одежды и домашней обстановки низших классов состоит из предметов заграничного производства, чем в странах бедных.
Те производства, которые приспособлены для сбыта
В одних случаях они вводились упомянутым выше путем, насильственным, если можно так выразиться, действием капитала отдельных купцов и предпринимателей, которые заводили их в подражание иностранным мануфактурам подобного рода. Эти мануфактуры являются, таким образом, отпрысками иностранной торговли, и таково было, как кажется, происхождение старинных мануфактур шелка, бархата и парчи, которые процветали в Лукке в XIII веке. Они были изгнаны оттуда тиранией одного из героев Макиавелли, Каструччо Кастракани. В 1310 г. девятьсот семейств были изгнаны из Лукки, причем 31 из них удалилось в Венецию и предложило ввести там шелковое производство* [* Sandi. Istoria civile de Vinezia, part. II, vol. I, 247, 256]. Их предложение было принято, им было предоставлено много привилегий, и они начали производство с 300 рабочих. Таковы же, как кажется, были мануфактуры тонкого сукна, в прежнее время процветавшие во Фландрии и введенные в Англии в начале правления Елизаветы; таковы же современные шелковые мануфактуры в Лионе и Спитальфильде. Мануфактуры, заведенные таким путем, работали обыкновенно на иностранном сырье, будучи подражанием заграничным мануфактурам. Когда впервые была устроена венецианская мануфактура, все необходимые материалы привозились из Сицилии и Леванта. Ранее возникшие мануфактуры Лукки тоже работали на заграни чном сырье. Разведение тутовых деревьев и шелковичных червей не было, по-видимому, распространено в Северной Италии до XVI века. Во Франции этим стали заниматься только в царствование Карла IX. Фландрские мануфактуры работали главным образом с испанской и английской шерстью. Испанская шерсть служила сырьем, если не для первой шерстяной мануфактуры Англии, то для первой приспособленной для продажи на отдаленных рынках. Больше половины шел- ка-сырца, употребляемого в настоящее время лионской промышленностью, иностранного происхождения: при ее возникновении все или почти все сырье получалось из-за границы. Ни малейшая доля сырья, употребляемого промышленностью Спитальфильда, не произведена в самой Англии. Местонахождением таких предприятий, поскольку они устраиваются обычно по замыслу отдельных лиц, служит в одних случаях приморский город, в других — город внутри страны в зависимости от интересов этих лиц, их соображений или прихоти.
В другие времена мануфактуры, работающие на отдаленный рынок, вырастают как бы сами по себе, в результате постепенного совершенствования тех домашних и более грубых промыслов, без которых не могут обходиться даже самые бедные и некультурные страны. Такие мануфактуры пользуются по общему правилу сырьем, которое производит данная страна, и, по-видимому, они часто являлись первыми заведениями, изготовлявшими более тонкие изделия, в таких континентальных странах, которые были расположены если не на очень большом, то все же на значительном расстоянии от морского побережья, а то и от всяких водных путей сообщения. Континентальная страна, обладающая естественным плодородием и легко возделываемая, производит значительный избыток предметов питания сравнительно с тем, что необходимо для существования земледельцев; ввиду дороговизны сухопутного транспорта и неудобства речной перевозки часто может оказаться затруднительным отправлять этот избыток за границу. Поэтому изобилие делает предметы питания дешевыми и поощряет многочисленных работников поселяться поблизости, ибо они убеждаются, что их промысел может обеспечить им здесь больше предметов необходимости и удобства, чем в других местах. Они обрабатывают сырье, которое производит земля, и обменивают свои готовые изделия, или, что то же самое, цену их, на новое сырье и предметы питания. Они придают добавочную стоимость избыточному сырью, сберегая издержки по перевозке его к морю или на отдаленный рынок; в обмен на него они снабжают земледельцев предметами, полезными или приятными им, и притом на более выгодных условиях, чем они раньше могли получать их. Земледельцы получают лучшую цену за свой избыточный продукт и имеют возможность дешевле приобретать другие предметы потребления, нужные им. Таким образом, это поощряет их и дает возможность увеличивать количество этого избыто чного продукта путем дальнейших улучшений и лучшей обработки земли. И если плодородие земли породило обрабатывающую промышленность, то развитие этой промышленности, в свою очередь, отражается на земле и еще более повышает ее плодородие. Промышленные предприятия сперва снабжают ближайшую окрестность, а потом, по мере усовершенствования и улучшения своих изделий, более отдаленные рынки. Действительно, если ни сырье, ни даже грубые и простейшие промышленные изделия не могут без величайших затруднений выдерживать издержки по перевозке сухим путем на значительное расстояние, то это вполне легко для более дорогих и тонких продуктов промышленности. Небольшой объем их часто по цене соответствует значительному количеству сырья. Кусок тонкого сукна, например, весящий всего 80 ф., в своей цене содержит не только цену 80 ф. шерсти, но и цену нескольких тысяч фунтов хлеба, пошедших на содержание рабочих и их непосредственных предпринимателей. Хлеб, который в своем естественном виде только с трудом мог бы быть вывезен за границу, вывозится, таким образом, фактически в виде готовых промышленных изделий и легко может быть отправлен в самые отдаленные концы мира. Так естественно, как бы самопроизвольно выросли и развились мануфактуры Лидса, Галифакса, Шеффилда, Бирмингема и Уольвергамптона. Эти мануфактуры представляют собою порождение земледелия. В истории Европы в новейшее время их распространение и развитие обычно следовали за возникновением мануфактур, порождаемых заморской торговлей. Англия славилась производством тонких сукон, выделываемых из испанской шерсти, за сто с лишним лет до того, как созрела для продажи за границу своих изделий хотя бы одна из тех мануфактур, которые процветают ныне в вышеназванных городах. Развитие и улучшение этих последних могло иметь место только в результате развития и улучшения сельского хозяйства, этого последнего и главнейшего следствия внешней торговли и промышленности, порожденной непосредственно этой торговлей. К изложению этого я сейчас перейду.
Глава IV. КАК ТОРГОВЛЯ ГОРОДОВ СОДЕЙСТВОВАЛА РОСТУ БЛАГОСОСТОЯНИЯ СЕЛЬСКИХ МЕСТНОСТЕЙ
Pост и богатство торговых и промышленных городов тремя разли чными путями содействовали увеличению благосостояния и культуры сельских местностей, в которых они находились.
Во-первых, представляя собою большой и готовый рынок для сырого продукта сельских местностей, они поощряли обработку земель и их дальнейшее улучшение. Этот положительный результат не ограни чивался даже странами, в которых они были расположены, а распространялся более или менее и на те страны, с которыми они поддерживали торговые сношения. Они служили рынком сбыта для некоторой
Во-вторых, богатства, приобретавшиеся жителями городов, часто затрачивались на покупку имевшихся в продаже земель, из которых значительная часть нередко оставалась бы невозделанной. Купцы обычно проявляют стремление сделаться землевладельцами, и, став ими, они по общему правилу являются лучшими проводниками улучшений в сельском хозяйстве. Купец приучен затрачивать свои деньги главным образом на проекты, приносящие прибыль, тогда как коренной помещик привык расходовать их без пользы. Первый часто видит, как его деньги уходят от него и потом возвращаются к нему с прибылью, тогда как другой, раз расставшись с ними, очень редко ожидает снова увидеть их. Эти различные привычки, естественно, влияют на манеру и способ действий во всякого рода практических делах. Купец обычно бывает смелым предпринимателем, помещик — робким. Первый не боится вложить сразу значительный капитал в улучшение своей земли, если может ожидать от этого увеличение ее стоимости пропорционально произведенной затрате; второй, если он вообще обладает капиталом, что бывает отнюдь не всегда, редко решается затратить его таким образом. Если он вообще делает улучшения, то обычно не на капитал, а на те суммы, которые может сберечь из своего ежегодного дохода. Кому приходилось жить в торговом городе, находящемся в стране с низким уровнем сельского хозяйства, должен был часто наблюдать, насколько смелее и умнее были в этой области действия купцов, чем коренных помещиков. Помимо того, привычка к порядку, бережливости и вниманию, которую воспитывает в купце занятие торговлей, делает его гораздо более способным к осуществлению с прибылью и успехом любого проекта улучшений.
В-третьих, торговля и промышленность постепенно приводили к установлению порядка и нормального управления, а вместе с ними и к обеспечению свободы и безопасности личности в сельских местностях, жители которых до того времени жили в почти постоянном состоянии войны со своими соседями и в рабской зависимости от выше их стоящих. И хотя это меньше всего замечалось, все же было важнейшим из всех последствий развития торговли и промышленности. Юм* [* См. "Опыты" Юма, опыт о торговле], насколько мне известно, является единственным автором, который до сих пор обратил внимание на это обстоятельство.
В стране, в которой отсутствуют внешняя торговля и более усовершенствованные мануфактуры, крупный землевладелец, так как он не может обменять большую часть продукта своих земель, которая остается после покрытия расходов на содержание обрабатывающих землю людей, употребляет ее целиком на деревенское гостеприимство у себя в поместье. Если этого избытка хватает на содержание ста или тысячи человек, он может его использовать не иначе как на содержание ста или тысячи человек. Поэтому он бывает всегда окружен множеством клиентов и приближенных; не имея чем оплатить свое содержание и обязанные всем его щедрости, они должны повиноваться ему по той же причине, в силу которой солдаты повинуются государю, оплачивающему их. До развития торговли и промышленности в Европе гостеприимство богатых и власть имущих, начиная с государя и кончая незна чительным бароном, превышало все то, что ныне мы в состоянии себе представить. Зал Вестминстерского аббатства служил столовой для Вильгельма Рыжего, и часто он оказывался слишком мал, чтобы вместить всех его сотрапезников. Расточительность и щедрость Фомы Бекета усматривали в том, что он приказывал устилать в дурную погоду пол своего зала свежим сеном или камышом, чтобы рыцари и сквайры, для которых не хватало стульев, не запачкали своих парадных одежд, усаживаясь на пол для участия в обеде. Могущественный граф Варвик, как передают, содержал изо дня в день в своих многочисленных замках 30 тыс. человек; как ни преувеличено, возможно, это число, оно все же должно было быть очень велико, чтобы допускать такое преувеличение. Гостеприимство почти такого же рода практиковалось не так давно во многих частях Шотландии. Оно, по-видимому, присуще всем народам, у которых мало известны торговля и промышленность. Я видел, рассказывает доктор Покок* [* Pocock. Description of the East. I, 183], как один арабский вождь обедал на улицах города, куда он пришел для продажи своего скота, и приглашал всех проходящих, даже простых нищих, садиться около него и принять участие в его пиршестве.
Крестьяне во всех отношениях так же зависели от крупного землевладельца, как и его дворня и приближенные; даже те из них, которые не находились в состоянии крепостной зависимости, являлись свободными арендаторами, платящими ренту, которая не стояла ни в каком отношении к величине дохода, получаемого ими с земли. Крона, полкроны, овца, ягненок составляли несколько лет тому назад в Шотландии обычную арендную плату за участок, который обеспечивал существование целой семьи. В некоторых местах это сохранилось и до сего дня, причем на известную сумму денег там нельзя приобрести большее количество продуктов, чем в других местах. В стране, где избыточный продукт крупного поместья должен быть потреблен в самом поместье, владельцу часто выгоднее и удобнее, чтобы часть его потреблялась в некотором отдалении от его жилища, если только те, кто потребляет его, остаются столь же зависимы от него, как его свита и слуги. Это избавляет его от хлопот и затруднений, связанных с наличием слишком многочисленной свиты или слишком многочисленной семьи. Свободный арендатор, имеющий достаточно земли, чтобы содержать свою землю, при уплате почти только номинальной аренды столь же зависит от землевладельца, как и любой из его слуг или приближенных, и должен так же безоговорочно повиноваться ему. Такой землевладелец у себя дома кормит слуг и приближенных, а своих арендаторов кормит в их собственных домах. Те и другие существуют за счет его щедрости, и от его доброй воли зависит сохранение ими получаемого содержания.
На власти и влиянии, которыми неизбежно обладали при таком положении вещей крупные землевладельцы по отношению к своим арендаторам и приближенным, основывалось могущество баронов былых времен. Они неизбежно становились для всех тех, кто жил в их поместьях, судьями во время мира, военачальниками во время войны. Они могли поддерживать порядок и осуществлять законы в своих владениях, так как каждый из них мог обращать силу всех обитателей поместья против насилий или незаконных действий одного из них. Никто, кроме них, не имел власти делать это, даже, в частности, сам король. В те отдаленные времена король представлял собой почти не больше, чем крупнейшего землевладельца в своем государстве, которому в целях совместной защиты против общих врагов остальные крупные землевладельцы оказывали известное уважение. Взыскание небольшого долга в пределах владений какого-нибудь землевладельца, где все жители были вооружены и привыкли поддерживать друг друга, потребовало бы от короля, если бы он попытался сделать это своей властью, почти таких же усилий, как и подавление гражданской войны. Ввиду этого он был вынужден предоставить отправление правосудия в большей части своей страны тем, кто был в состоянии справиться с этим делом, а также в силу той же причины поручить командование сельской милицией тем, кому она была готова повиноваться.