Исследования и статьи

Никитин Андрей Леонидович

Касаясь другой исторической загадки — появления в 70-х годах XI века в Киеве знаменитого «Изборника Святослава 1073 года» и некоторых других известных нам книг, являющихся копиями с подлинников, созданных некогда в Преславе или Плиске для личной библиотеки царя Симеона, — Балабанов предположил, что оригиналы могли быть принесены на Русь или воинами Святослава Игоревича, или же сыном царя Симеона, Бояном-Вениамином, который стал «придворным поэтом Святослава» [33] . В последнем Балабанов, скорее всего, ошибался, поскольку массовые переселения болгарской знати и духовенства в Киевскую Русь, в том числе и потомков царя Симеона, должны были принять массовый характер лишь после смерти Святослава, когда Византия оккупировала большую часть территории Болгарии, лишив автономии ее Церковь, запрещая богослужения на славянском языке и уничтожая книги кириллической письменности.

33

Балабанов Н. Стари украино-български литературни отношения. // Украино-български преглед, ч.1, брой 5 и 6, 1919–1920.

И всё же уход в пределы других государств представителей той или иной династии

случался часто. Почти в каждом средневековом княжестве и королевстве той поры можно, было встретить младших отпрысков или боковые ветви правящих (или свергнутых) в соседних странах семей, изгнанных из отечества или бежавших по собственному почину. Они всегда пользовались широким гостеприимством у соседей и родственников, которые предлагали им не только убежище, но и содержание, соответствующее их рангу и титулу. Так происходило и на Руси когда к галицкому князю Ярославу Владимировичу («Осмомыслу») в 1165 году бежал из Византии его свойственник, будущий византийский император Андроник Комнин, «в утешение» которому (т. е. в кормление) галицкий князь выделил несколько городков на всё время его пребывания в добровольном изгнании [34] . Не отмеченные ПВЛ, потомки Бояна-Вениамина могли и в дальнейшем проживать в Киеве, обладать земельной собственностью, занимать достаточно независимое положение в киевском обществе наравне с «Рюриковичами». Более того, их присутствие в Киеве в 70-е годы XI века может объяснить, с одной стороны, появление именно в это время роскошных книг из библиотеки Симеона, которые нам известны по снятым тогда копиям — «Изборника 1073 г.». Евангелия Константина Преславского, Чудовской рукописи со «Словом Ипполита папы Римского» и ряда других [35] , а с другой — болгарские имена свидетелей, выступающих со стороны продавца в записи о «земле Бояновой», поскольку в целом они более характерны для южных, нежели для восточных славян, т. е. именно для болгар [36] .

34

ПСРЛ, т. 2, СПб., 1908, стб. 524.

35

См. статьи Б. Ангелова, Э. Георгиева, П. Динекова и М. В. Щепкиной // Изборник Святослава 1073 года. Сборник статей. М., 1977.

36

В русских летописях имя «Тудор» отмечено только в середине XII в. (Тудор, воевода галицкий; Тудор Сатмазов, воевода берендеев; Тудор, тиун вышгородский), а имя «Илья» (исключая духовных лиц) за то же до-монгольское время — всего один раз в конце XI в. (Илья, новгородец) (Указатели к первым осьми томам Полного собрания русских летописей, изданных Археографическою Комиссией. Отдел первый. Указатель лиц. Вып. 1–2, СПб., 1898). В новгородских берестяных грамотах имя «Илья» отмечено в XII — начале XIII вв. (№№ 561 и 596), а вместе с единственным упоминанием «Тудора» (№ 348) — в XIII в. (Зализняк А. А. Словоуказатель…). Наоборот, в Болгарии эти имена издревле принадлежат к наиболее популярньм.

Так получается, что даже если вернуться к первоначальному прочтению С. А. Высоцким синтагмы, заключающей в себе объект сделки, имя продавца и покупателя («землю княгыни Бояню Всеволожаа»), анализ остального текста всё равно ведет к заключению о высоком социальном статусе Бояна и к его связям с болгарским этническим массивом в Киеве XI в.

Приводя эти факты, я отнюдь не утверждаю обязательное тождество Бояна купчей и Бояна «Слова о полку Игореве», однако параллели достаточно ярки и красноречивы, чтобы задуматься об исчезающей вероятности одновременного существования во второй половине XI в. в Киеве двух разных людей, обладавших одним именем и сходными чертами биографии [37] . Сведения, содержащиеся в «Слове…» о Бояне (а теперь нет никаких оснований продолжать игнорировать этот источник), рисуют поэта XI века человеком эрудированным, достаточно независимым, выступающим на стороне Святослава Ярославича и его сыновей, Романа и Олега, в их борьбе против Всеволода Ярославича и Владимира Мономаха за отцовское наследство [38] . При этом косвенным подтверждением близости Бояна семье Святослава Ярославича служат не только вычлененные фрагменты поэмы Бояна из текста «Слова…», но и изготовление именно для Святослава Ярославича Изборника 1073 г., являющегося творчески переработанной копией с «Изборника» царя Симеона [39] , хранившегося, скорее всего, в личной библиотеке Бояна.

37

Впервые попытку наметить возможные контуры биографии Бояна, поэта второй половины XI в., предприняли Н. В. Шляков (Шляков Н. В. Боян. // ИпоРЯС, т. 2. Л., 1928, кн. 2, с. 483–498), а за ним — В. Ф. Ржига (Ржига В. Ф. Несколько мыслей по поводу вопроса об авторе «Слова о полку Игореве». // ОЛЯ АН, т. XI, вып. 5, М., 1952, с. 428–438).

38

Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 135–278.

39

Жуковская Л. П. Изборник 1073 г. Судьба книги, состояние и задачи изучения. // Изборник Святослава 1073 г. Сборник статей. М., 1977, с. 10.

О том, почему «земля Боянова» была продана жене Всеволода Ярославича, сейчас можно только гадать, как, впрочем, о судьбе самого Бояна и стечении обстоятельств, по которым продавцом наследственного владения «внуков Семионовых» выступала «княгиня Боянова», а не он сам. Причины могли быть самыми разными, начиная от смерти поэта, трений с новым киевским князем после его решительной победы над племянниками в 1079 году и кончая отъездом — на Дунай, где в 80-е годы XI века, одновременно с внутренними потрясениями в Византии, активизировалось движение болгар за освобождение, или к вернувшемуся с Родоса Олегу Святославичу. Как бы то ни было, факт ликвидации наследственного владения налицо, причем это событие могло иметь место в достаточно широком временном интервале — от 1079 г. (битва на «Нежатине ниве») до 1111 г. (смерть вдовы Всеволода Ярославича), хотя, вероятнее всего, его следует ограничить 80-ми или началом 90-х гг. XI в.

Вполне вероятно, что именно

политическая подоплека отторжения «Бояновой земли» от его бывшего владельца заставила поместить «противень» подлинной купчей на одной из фресок главного храма Киева, призвав гарантом сделки софийский клир во главе с его благочинным, а вовсе не практика «утверждения земельных актов церковью», как посчитал в свое время Я. Н. Щапов, предположивший даже, что «пергаменного экземпляра (купчей. — А. Н.) могло не существовать» [40] . Присутствие соборных попов в качестве «послухов» никоим образом не дает оснований для такого утверждения, тем более, что в самом тексте документа можно найти прямое указание на функцию свидетелей, подтверждавших не столько факт продажи земли, который в отсутствие продавца и покупателя осуществляли представители сторон, сколько достигнутое соглашение о ее цене. На последнем стоит остановиться особо, поскольку имеющиеся в тексте данные впервые приоткрывают процедуру подобной сделки.

40

Щапов Я. Н. Государство и Церковь Древней Руси X–XIII вв. М., 1989, с. 106–107.

Как я уже отметил, при изложении сделки в купчей нотарием было использовано два глагола — «крити» и «купити» — до последнего времени воспринимаемых филологами как равнозначные, что отмечено во всех словарях древнерусского языка и в словоуказателях к текстам. Действительно, при наличии одного только глагола «крити» («шед на търг крити себе ризу» [41] , т. е. «шел на рынок купить себе одежду») замена его глаголом «купити» вроде бы смысла не меняет. Но, исходя из предположения о жесткости формуляра купчей и особого, как можно убедиться, значения этой сделки, следует полагать, что между указанными глаголами существовало определенное смысловое отличие, поскольку каждый из них отражает разные этапы одного процесса.

41

СРЯ, вып. 8, М., 1981, с. 59.

Глагол «купити», как явствует из его положения в конце акта, употреблен для обозначения завершения сделки, ее итога, выраженного передачей денег представителям продавца перед свидетелями. Но сделке, как известно, предшествует торг и сговор, что описано с помощью глагола «крити» в первой фразе купчей. Именно для этой важнейшей части сделки и требовались свидетели достигнутой договоренности. Поэтому мне представляется, что глагол «крити», будучи юридическим термином, имел значение ‘сторговать(ся)’, ‘договориться о цене’, поскольку еще в прошлом веке реальное «рукобитье» (рукопожатие), скреплявшее достигнутую договоренность между продавцом и покупателем, обязательно накрывалось полой одежды.

В данном случае речь шла о том, что представители сторон «перед святой Софией и ее клиром» сторговались о цене земли.

Достигнутую договоренность и фиксировали «софийские попы» во главе со своим благочинным. Стоит заметить, что приведенный выше пример из словаря соответствует как раз такому значению: некто «шел на рынок сторговать себе одежду».

Теперь с учетом возможных вариантов объяснительный перевод записи о продаже «Бояновой земли» можно представить в следующем виде:

«Месяца января 30 [числа], в день святого Ипполита, перед попами святой Софии княгиня Всеволодова [Анна] сторговала землю княгини Бояновой. При этом присутствовал протопоп Яким, [попы] Домило, Пантелей, Степан, Михалко „неженатик“, Михаил, Данило, Марк [и] Семен, [тогда как со стороны покупателя были попы] Михаил [духовник княгини] Елисавы [и] Иван [духовник княжны] Янки, [а со стороны продавца были] Тудор Тубынов, Илья Копылович [и] Тудор Борзятич. И перед этими свидетелями [княгиня Всеволодова] купила землю княгини Бояновой всю [т. е. без остатка]. А за нее отдала семьдесят гривен собольих, а в них [содержится] семьсот гривен „драничных“».

Предлагаемый перевод, как и толкование текста, носят, конечно же, не окончательный характер: купчая на «землю Бояню» является древнейшим известным документом частного акта древней Руси, не имеющим аналогий на протяжении почти трех последующих веков. Мы не знаем ни формуляра таких актов, ни процедуры совершения подобных сделок, ни реального содержания денежных единиц той эпохи, выступающих в малопонятных для нас терминах (гривны — «драницы», «собольи», «серебра» и пр. [42] ), ни особенностей синтаксиса и грамматики подобных актов, ни практики помещения «противней» (копий) на стенах общественных зданий и храмов — традиции, похоже, идущей еще из античного мира.

42

См. по этому поводу указанную работу А. В. Назаренко, в которой он предлагает свое объяснение денежно-весовых систем раннего русского средневековья (Назаренко А. В. Происхождение древнерусского денежно-весового счета. // ДГВЕ, 1994, М. 1996, с. 5–79.

Дошедшие до нас памятники древнерусской письменности мало способствуют прояснению этих вопросов, так что приходится надеяться на археологов и реставраторов, в руках которых может оказаться схожий материал, позволяющий уточнить или пересмотреть предлагаемое прочтение. Точно так же остается гадать о событиях, которые привели к этой сделке, и о задействованных в ней лицах.

И всё же можно утверждать, что купчая на «землю Бояна», даже на этой стадии ее исследования, предстает исключительной важности документом для истории киевской Руси второй половины XI века. Во-первых, это древнейший известный нам земельный акт, дошедший в «противне» своего времени, который знакомит с процедурой сделки, ее оформлением, участием представителей сторон и привлечением в качестве свидетелей духовных лиц, причем количество последних — 9 человек во главе с благочинным Якимом — отличается от установлений византийской «Эклоги» [43] , но соответствует рекомендациям «Закона Судного людем» [44] , что особенно интересно в связи с признанным юго-славянским (болгарским) происхождением последнего.

43

Семенченко Г. В. Византийское право и оформление русских завещаний XIV–XV вв. // ВВ, т. 46, М., 1986, с. 166.

44

Ср. главу «О послухах» в издании: Закон Судный людем краткой редакции. М., 1961, с.35, 41, 49, 59 и сл.