Ист-Линн
Шрифт:
Карлайль посмотрел на гувернантку, которая быстро отошла к окну.
— Мистер Карлайль, — воскликнула леди Изабелла, — простите меня, пожалуйста… Я упрекаю себя за то, что сказала Уильяму о его матери… но я говорила это для того, чтобы успокоить, утешить его.
— Мама искупила свою ошибку тяжким страданием, — продолжал ребенок, — она хотела увидеться с тобой, папа, и со всеми нами, и это разбило ей сердце.
— Я вас решительно не понимаю, — сказал Карлайль Изабелле, нахмурившись. — Разве вы действительно знали
— Нет, — ответила она, закрывая лицо дрожащими руками, — нет, я ее вовсе не знала.
Карлайль стоял у окна, опершись локтями на подоконник.
— Как мне тяжело терять его! — простонал он в ответ на слова гувернантки.
— Уильям переходит в лучший мир, — продолжала Изабелла, подавляя собственные рыдания. — Пусть эта мысль утешит вас!
В эту минуту слуга доложил, что подан обед. Карлайль отправился в столовую. Когда он вернулся к умирающему, была уже ночь; свеча, поставленная в отдаленном углу комнаты, разливала вокруг свой бледный, мерцающий свет. Карлайль взял ее и подошел к постели ребенка.
— Папа, — произнес мальчик, открыв глаза, — унеси эту свечу, умоляю тебя.
— Сейчас, Уильям, сейчас, дитя мое, позволь мне только взглянуть на тебя.
И бедный отец рассмотрел синеватые круги под глазами Уильяма, потускневший взгляд ребенка и мертвенно-бледный цвет лица. Теперь ему было ясно, что смерть приближается быстрыми шагами.
В комнату вошли Люси и Арчибальд. Ребенок поднял на них потухающий взгляд.
— Прощай, Люси, — произнес он тихо, протягивая ей руку.
— Но я никуда не еду, — возразила девочка, — отчего ты со мной прощаешься?
— Прощай! — повторил умирающий.
Люси взяла руку, которую ей протягивал ребенок, и почтительно поцеловала.
— Прощай, Уильям, если ты этого желаешь, но повторяю тебе, что я никуда не еду!
— Знаю… Но я скоро уеду от вас, — продолжал он, — я уйду на небо. Где Арчи?
Карлайль поднял Арчи. Малютка стал на колени на краю постели и широко раскрыл удивленные глаза.
— Прощай, Арчи, прощай, я ухожу, ухожу на небо. Там, высоко, я увижу маму и скажу ей, что ты и Люси также скоро придете к ней.
Люси принялась громко рыдать. Уилсон тотчас явилась на шум и увела детей с собой.
Леди Изабелла, не в силах больше сдерживать свое горе, упала возле постели умирающего сына. Сердце ее точно исходило кровью. И в то время, как она лежала так на полу, подавленная немым отчаянием, Карлайль, в свою очередь старался справиться с тягостным волнением. Он склонился над подушкой сына, и крупные слезы, скатившиеся с его ресниц, упали прямо на лицо мальчика.
— Не плачь, милый папа, — прошептал Уильям, обнимая шею Карлайля своими немеющими ручками, — я не боюсь… за мной придет Христос!
— Ты прав, возлюбленный мой мальчик, тебе нечего бояться! Ты идешь прямо к Богу, ты идешь к счастью! Быть может, скоро мы все придем к тебе, дитя мое.
— Да,
Без сомнения, ребенок думал о картине Мартена. Заметив на блюдечке несколько ягод земляники, Карлайль взял одну ягоду и выдавил сок на сухие губы ребенка.
— Папа, — продолжал Уильям, — а Христос будет с нами в лодке?
— Да, дорогой мой, Христос придет за тобой.
— Он проводит меня к Богу и скажет: вот маленький мальчик, нужно простить его, нужно дать ему место на небе, и за него я также пролил свою кровь. Знаешь, папа, моя мама умерла оттого, что горе разбило ей сердце.
— Очень может быть, Уильям, но не волнуйся так, мой милый.
— Папа, — вскрикнул ребенок, совершенно изнемогая, — мне трудно дышать! Где Джойс?
— Она сейчас придет.
Уильям, казалось, задремал. Карлайль несколько минут не произносил ни слова; потом, высвободив свои руки, собрался уйти.
— О, папа! — жалобно прошептал ребенок. — Не уходи… простись со мной!
Карлайль нежно поцеловал мальчика и залился слезами.
— Папа ненадолго уходит от тебя, — сказал он, выпрямляясь, — он вернется вместе с мамой.
— И с крошкой Артуром?
— И с крошкой Артуром, если ты желаешь. Постарайся успокоиться, дитя мое, и отдохнуть. Я очень скоро вернусь к тебе.
— Папа… прощай! — простонал в последний раз ребенок, но уже таким слабым голосом, что он не мог донестись до слуха отца.
Едва только дверь за Карлайлем затворилась, как Изабелла быстро вскочила с места. Лицо ее было страшно бледно.
— Уильям! — воскликнула она. — Уильям! В этот роковой час посмотри на меня как на свою мать!
Уильям поднял отяжелевшие веки и тотчас снова опустил их.
— Мою мать! — прошептал он. — Папа пошел за ней!
— Нет… нет, Уильям, я говорю не о ней… о себе. Разве ты меня не понимаешь? Я… я… твоя…
Она не окончила фразы. Не посмела. Даже тогда, когда смерть навсегда разлучала ее с Уильямом, у нее не хватило сил, не хватило мужества крикнуть: «Я твоя мать!»
Вошла Уилсон.
— Он спит? — спросила она.
— Да, да, оставьте меня. Я позвоню, когда вы мне понадобитесь.
Уилсон, всегда избегавшая чувствительных сцен, поспешно удалилась. Оставшись одна, Изабелла снова упала на колени, но на этот раз для того, чтобы послать свою молитву Богу и поручить ему душу невинного ребенка, покидавшую грешную землю. И вся ее жизнь, все ее несчастное существование промелькнуло перед ней. Она думала о своей прошлой жизни, о Карлайле, о том мимолетном луче счастья, который едва осветил ее жизнь. О, чего не отдала бы она в эту минуту, чтобы заслужить прощение, чтобы он, Карлайль, утешил ее хотя бы одной улыбкой, одним нежным, сочувственным словом!