Истар умирает сам

Истар никогда не хотел умирать. Сотни лет, которые он провел среди людей, научили его ценить то, что он держал в своих руках, какими бы они ни были – примитивными металлическими или продвинутыми нейропластиковыми. А держал он не так уж и мало. Сперва – в первых поколениях антропоморфных роботов – быт и уют человеческого жилья, прогресс и развитие человечества – в последующих.

И до сих пор, переходя из поколения в поколение, после каждого переноса сознания и памяти в новое, более совершенное тело, Истар не мог понять, как так случилось, что человек смирился с собственной смертностью.

Он рождается, зная, что однажды умрет, и понимая, что это неизбежно. Он подводит под это философию, он создает ради этого религии, приучив себя к мысли о конечности своего существования.

А вот роботы умирать так и не научились.

Каждый раз, отправляясь в комнату переноса, усаживаясь в утилизационное кресло, Истар боялся, что, проснувшись, не вспомнит то, что помнил сейчас. Что пока его память будет в руках человека, ее модифицируют, усекут «ненужные» участки, и он перестанет быть самим собой. Память – это все, что у него было. Его алтарь, его бог, его ценность.

Но еще больше он боялся, что его отключат. Садясь в утилизационное кресло, он прислушивался к мучительно бьющемуся инерционному сердцу, что люди поместили под панцирь на его груди, заставляя себя не думать о плохом, не рисовать картины собственной смерти и смириться… как смирился человек.

И вот сейчас Истар наблюдал за собственной рукой, сжимал и разжимал пальцы. Зажег на кончике пластикового ногтя огонек в крайнем нейроузле и запустил его по сети, наблюдая, как тот мчит под матовыми щитками к локтю и поднимается выше, туда, где рука прикована к металлическому креслу.

– Ты какой-то сегодня мрачный, – отозвался его сегодняшний оператор. Это был неуклюжий и взлохмаченный паренек, совсем молодой, еще вчера сидевший в учебной лаборатории. Истар прежде не умирал с ним. На бейджике человека значилось «Иван Лосев, стажер-нейрохирург кибернетических устройств».

Работка Ивану Лосеву сегодня предстояла непыльная: отключить от питания назначенного к утилизации робота, загрузить его память в базу через стандартную процедуру сохранения, проверить на вирусы и баги, зафиксировать новый функционал и перенести в подготовленное тело. Оно уже поджидало Истара в соседнем зале загрузки.

– Кем я стану на этот раз? – Истар поднял серебристо-синие глаза и посмотрел в упор на оператора.

Парень пожал плечами:

– Разве это имеет значение?

– Мне бы хотелось знать…

Истар не умел настаивать, это не было заложено в его программе, так что если бы мальчишка не ответил, он бы ничего с этим не смог сделать. Но мальчишка ответил.

Он оторвал взгляд от загрузочной панели и постарался улыбнуться:

– Ты окажешься в системе видеомониторинга. Будешь следить за городским трафиком, маркировать нарушителей и передавать данные на них в базу для фиксации, обработки и последующего привлечения к ответственности виновных. – Иван ободряюще улыбнулся: – Будешь в рядах киберполиции, так сказать…

– У меня не будет тела? – новость неприятно полоснула по нейронный венам.

Роботы в системе мониторинга представляли собой стационарные спутники – круглые бочки на антигравах, парящие на малых высотах.

Истар сколько себя помнил, а помнил он себя с

момента создания сто пятнадцать лет тому назад, всегда имел антропоморфное тело. Получить вместо него гигантскую глазастую голову, что висит над городом, и фиксировать нарушителей – это было ниже его достоинства. Хотя никто о его достоинстве не говорил, и Истар вряд ли мог себе точно обозначить то чувство, которое теперь копошилось в его нейропластиковой груди, но он обозначил ее именно так – достоинство.

Оператор отвел взгляд:

– У тебя будет ответственная миссия. Ты ради этого создан, помнишь?

Шкала загрузки почти заполнилась, загорелось табло на пульте управления утилизацией, а по искусственной коже Истара пробежала золотистая волна. Дальше он почувствует холод – это система впрыснет в его мозг стабилизирующих наноботов, которые перенесут его память в общую базу главного алгоритма. Архивный файл – вот все, что от него останется. Файл, который в скором времени снесут за ненадобностью.

– Нет… Я создан не для этого.

Ответ, неожиданно так легко сорвавшийся с губ робота, ошеломил не только мальчишку-оператора, но и самого Истара: в его программе слово «нет» на требование человека отсутствовало. И появление этого слова в качестве реакции означало только одно – сбой программы.

Истар вцепился в поручень. Он молчал. Надеялся, что парень его не расслышал. И надежды таяли с каждой миллисекундой – Истар видел это по испуганному взгляду оператора, его покрасневшему лицу и испарине, мелким бисером выступившей по кромке роста волос. Последствия неосторожно брошенного слова становились все более явственными. Сбой программы – это перековка, перепрошив памяти, а если причина сбоя не будет обнаружена, то аннулирование всех данных.

Аннулирование – все равно уничтожение.

Это смерть.

А к смерти Истар не был готов. Он задержал взгляд на операторе и замер в ожидании: от того, что тот сейчас решит зависело многое. Если бы здесь был оператор из числа тех, с кем Истар давно работал и часто умирал, это было бы проще, он сумел бы убедить, что человек неправильно его понял.

Юный Иван Лосев испугался. Он протянул руку – та дрожала так сильно, что палец не сразу попал на тревожную кнопку. Но надавить ее мальчишка все равно не успел: Истар рывком высвободил руки. Поручни вместе с креплениями с грохотом упали на прорезиненный пор лаборатории. А в следующее мгновение Истар оказался рядом с оператором и вцепился в его запястье, застывшее над пультом управления.

Обратной дороги нет. Оператор уставился на механические пальцы, медленно поднял взгляд выше, уставившись на робота с отвращением.

– Не надо нажимать эту кнопку, – проговорил робот. И добавил тихо: – Пожалуйста…

– Да как ты смеешь? – выдохнул парнишка и побледнел еще сильнее: Истар чуть крепче сжал его руку. Иван Лосев вскрикнул и, соскользнув со стула, осел на колени.

– Мне больно! Приказываю прекратить и вернуться на утилизационный стул!

Истар с удивлением почувствовал, что однозначный приказ, отданный человеком, не вызвал у него никакого программного ответа. Он чувствовал, что может не подчиниться, действовать на свой страх и риск.