Истерн Вестерн
Шрифт:
– Не волнуйся, старик Савельев, я справлюсь, – сказала она, провожая его к лошади. – Ведь моя мама справлялась.
– У твоей мамы был твой папа. Да и годков ей было побольше, – заметил старик Савельев. – Ну, как хочешь, Леночка. Пока всего хватит, дней через пять заеду снова.
Он нахмурился, потоптался на месте и нерешительно добавил:
– Ты смотри, Леночка… С этим самым… Поаккуратнее надо бы…
– С чем, старик Савельев?
Он взглянул в ее непонимающие глаза, похожие на два блюдца из японского сервиза, и вздохнул.
– С работой не нагружайся, я имею в виду.
Старик
– Поцелуюсь… Не поцелуюсь… Поцелуюсь… Не поцелуюсь… Поцелуюсь… Не поцелуюсь…
***
Не прошло и года, как старик Савельев стал крестным отцом во второй раз. Витька-Топор смастерил вторую кроватку, еще лучше прежней, а Лизавета – Руки-Крюки связала точно такой же костюмчик и чепчик. А вскоре в доме Слепой Леночки появилась бабка Крапива.
Она прошла по комнате, сопровождая каждый шаг стуком клюки, и склонилась над кроватками, в которых спали малыши, едва не касаясь их лиц своим длинным носом. Пошептала что-то, тряся подбородком, и пробормотала:
– Так ты хочешь, Слепая Леночка, чтобы я излечила эту необъяснимую болезнь… – После зловещей паузы бабка Крапива выпрямилась и повернулась к хозяйке дома. – …от которой пухнет живот, и рождаются дети?
Слепая Леночка сидела на скамье у печки, сложив руки на коленях. В ее голубых глазах-блюдцах плескалось испуганное ожидание.
– Да. Излечи меня, пожалуйста, бабка Крапива. И с двумя-то детками нелегко, а если вдруг опять пухнуть начнет?
– Посмотрела я на детей твоих и не нашла в них прямого божественного происхождения, – сварливо заявила лесная колдунья. – А ты знаешь, о чем Санька с Изумрудного ручья прошлый год по всей тайге хвастался?
Щеки Слепой Леночки заалели, она стыдливо опустила голову.
– Не знаю… Ну… целовалась я с ним… Один разик только.
– Целовалась, скромница! А потом что делала?
– Потом не помню. Голова закружилась, и затмение нашло. Словно уснула. А проснулась – в постели лежу, голая вся, и Санька рядом забрался, нахал такой!
– С кем же еще целовалась, бесстыдница?
Слепая Леночка опустила голову еще ниже и еле слышно проговорила:
– С Петькой – Нос Картошкой. Тоже разик только.
Бабка Крапива оглянулась на малыша в кроватке и проворчала:
– То-то оно и видно, что нос картошкой! А затмение было?
– Было, бабушка.
– Эх, милая… – вздохнула бабка Крапива. – Рано ты без мамки осталась да без старших сестер, без подружек в лесной чащобе выросла. Вот и прозвали тебя люди Слепой, потому что не видишь, не знаешь, что у тебя под юбкой имеется.
– Да как же не знаю? Мне старик Савельев все рассказал!
У бабки Крапивы снова затрясся подбородок.
– Неужто рассказал, вурдалак лесной? Ах он, старый сыч!
– Да, рассказал, бабушка… – Слепая Леночка подняла подол юбки, открыв две пристегнутые выше колен кобуры. – Вот, два нагана, и оба заряжены. Стреляю я метко, потому Слепой и прозвали, наверное. Таежники – они все всегда переиначивают.
Бабка Крапива покачала головой и, постукивая
– Придвинься ко мне поближе, неразумная…
О чем они шептались с лесной колдуньей, Слепая Леночка не сказала даже старику Савельеву. Известно только, что на следующий день она отправилась на Изумрудный ручей. Санька вышел из дома и, увидев ее на дороге, радостно закричал:
– Я знал, что рано или поздно ты сама ко мне придешь, Слепая Леночка!
– Вот сама и пришла, – подтвердила она и провела рукой по бедру, оглаживая юбку сверху вниз.
Санька развернулся и бросился к двери, но скрыться за ней не успел. Слепая Леночка вытянула руку с наганом и прицелилась, что несомненно говорило о том, что она хотела произвести очень точный выстрел.
Она его произвела и сказала:
– В расчете, Санька.
Санька быстро поправился, но после этого случая некоторые легкомысленные таежницы долгое время считали его полным инвалидом. А Слепая Леночка больше ни с кем не пыталась целоваться к великому огорчению таежников. Она нарушила запрет бабки Крапивы только нынешней весной, когда повстречалась с Речным Штурманом.
Глава 3
Макс замолчал, наклонился и подбросил в костер пару сучьев. Взлетевший вверх язык пламени, похожий на маленький красный воздушный шарик, отразился на лице Тима, и он открыл глаза.
– Я думал, ты меня слушаешь, Тим, – с легким укором сказал Макс.
– Я тебя слушаю, Макс. Ты закончил свой рассказ на том, что Слепая Леночка встретила Речного Штурмана. Я угадал, Макс?
– Как всегда, Тим. – Макс неуверенно взглянул на друга и натянул шляпу на лоб. – Мы ведь не собираемся обсуждать историю с Речным Штурманом?
– Нет, Макс, мы не собираемся ее обсуждать.
По неписанным законам края обсуждать историю с Речным Штурманом считалось верхом неприличия среди таежников. Тем более, что у этой истории не было свидетелей. Слепая Леночка сама рассказала ее старику Савельеву, от которого ничего не скрывала, а старик Савельев не скрывал от мужского населения Чистых Ключей ничего, что касалось Слепой Леночки. В следующем году он собирался принять участие в выборах главы Городского Собрания и не хотел лишиться половины потенциальных голосов.
Макс разочарованно вздохнул и опустил голову. Какое-то время друзья задумчиво смотрели на огонь. Тим еле заметно пожал плечами и повернулся к Максу.
– Хотя мне сдается, что я основательно подзабыл последовательность событий. Мы конечно не будем ничего обсуждать, но ты не мог бы напомнить мне, Макс, что за странная такая история вышла у Слепой Леночки с Речным Штурманом?
Беседа предстояла долгая, и, чтобы не отрываться по пустякам, Тим сгреб с земли оставшийся ворох сухих веток и бросил в костер. Взметнувшееся пламя озарило небольшое пространство между деревьями, его отблески пронзили темноту, на пару секунд осветив темные фигуры и раскрашенные полосами лица в глубине леса. Кто-то прятался там, за кустами, наблюдая за сидевшими у костра таежниками. Но Тим смотрел на Макса и ничего не заметил.