Истинный целитель
Шрифт:
– Что это значит?
– чуть испуганно спросила Петуния.
– Знаете, я, пожалуй, соглашусь с Арабеллой, это все Авада, - шепотом произнес Пьер.
– Моя супруга права, не могло заклинание не оставить своего следа на Гарри. Что-то внутри него поменялось. И шрам - лишь физическое подтверждение. Удивительный ребенок. Уникальный.
– Сиреневый я сделал, - вдруг четко сказал мальчик.
– Что?!
– на него непонимающе уставились двое взрослых.
– Сиреневый. Это чтобы хранили тайну и не говорили о нас всем, кому попало.
– Теперь понятно, почему у вашего дома
– Но как?
– Петуния удивленно посмотрела на него.
– Мне кажется, этого не знает и сам малыш, - усмехнулся Савиньи.
– Возможно, было слишком сильное желание или еще что. Магия, одним словом.
– Я боюсь отпускать его в Хогвартс, - призналась женщина.
– Вернон уже готовится уехать на какой-нибудь остров, чтобы нас никто не нашел. Хотя, после ваших рассказав умом мой муж понимает, что спрятаться мы не сможем. А вот сердцем… И не потому, что живем мы в основном на гонорары Гарри от лечения.
– Обычно такие дары не терпят материального вознаграждения, - произнес Пьер.
– Любой другой целитель уже потерял бы свои способности или изменился, утратив часть сил. Но…
– Но?
– прищурилась Петуния.
– Как вы когда-то сказали, Гарри не от мира сего. Это компенсация. Он никогда не станет нормальным ребенком. Область его интересов отличается от интересов обычных детей, - Савиньи посмотрел на женщину.
– Он всегда будет жить в своем мире. Преподавателей в Хогвартсе ждет сюрприз. Понимаете, Петти, его будет раздражать учебный процесс. Ему все будет даваться легко. И он будет выполнять задания профессоров только для того, чтобы его оставили в покое. Он не задумывается, почему и как действует магия. Он просто делает. Вот смотрите, - Савиньи повернулся к ребенку, который сидел, задрав голову к потолку и чему-то улыбался.
– Гарри, преврати спичку в иголку.
Мальчик нахмурился, посмотрел на учителя. В глазах появилось раздражение от того, что ему помешали заниматься чем-то действительно интересным. Несколько секунд молчания, затем небрежный взмах палочки и спичка немедленно превратилась в иголку - обычную швейную иголку. Хотя сейчас бери и начинай шить. Выполнив задание, Гарри вернулся к своему прежнему занятию.
– Вот о чем я говорю, - вздохнул Пьер.
– Пожалуй, есть лишь пара дисциплин, которые не вызывают у него раздражения. И во многом тут надо сказать спасибо вам.
– Мне?
– удивилась Петуния.
– Мальчик полностью сосредотачивается, когда занимается зельями. Второй предмет, который ему также интересен, - руны. Все остальное у него на уровне подсознания. Взмахнул, выполнил, забыл. Ему даже не надо проговаривать заклинаний. И он не видит смысла их учить. И еще, у него какое-то интуитивное чутье на зелья, причем на любые, но просто феноменальное на лечебные. Он уже сейчас выдал, как минимум, три новых модификации известных составов. Я запатентовал их в Министерстве магии Франции, естественно, от имени Гарри. И по окончании школы его ждут в Дрезденской академии зелий. Мастером он будет высочайшего класса. В Академии имени Гиппократа его тоже ждут с нетерпением.
– У малыша есть будущее, - прошептала миссис Дурсль.
– Петти, вы рассказывали мне, как обращались с Гарри до того, как он вдруг серьезно заболел, и начались спонтанные выбросы магии, - Пьер серьезно посмотрел на женщину.
– Не вините себя. Вы все осознали, исправили. Пусть поначалу вы воспринимали мальчика как того, кто приносит вам деньги. Но вы сами называете его малышом. Я понимаю, что вы никогда вслух не признаетесь, что любите этого ребенка. Но это видно. Вы его признали. Он все еще жив. Он может тратить свою силу, что помогает ему жить. И я уверен, что вы никогда его не оставите, какой бы путь он ни выбрал. Впрочем, мальчик уже определился. Он сам. Не вы.
– Наверное, вы правы, - Петуния разглядывала улыбающегося чему-то племянника.
– Я знаю, что ваш муж относится к Гарри несколько холодно. И уж точно не испытывает к нему родственных чувств. Но он не воспротивился вашему решению спасти ребенка. Он делает все возможное, чтобы малыш жил и нормальной жизнью тоже. Вы же смирились с тем, что существует мир, который вам не нравится.
– Я иногда с ужасом представляю, во что превратилась бы жизнь Гарри, если бы его дар не проснулся. Мне с трудом удалось примириться с магией, с Лили… Меня иногда и сейчас накрывает.
– Знаю, - кивнул Савиньи.
– Поймите, просто малышу не нужна мама, ему даже не нужна ваша любовь, такая, какую вы дарите Дадли. Он живет в своем мире. И его все утраивает. Мы для него - всего лишь те, кто ему помогает, когда это необходимо.
– Он ребенок, - вздохнула Петуния.
– Он - необычный ребенок, и этим все сказано, - покачал головой Пьер.
– Гарри нельзя заставить делать что-то, чего он делать не хочет. Им нельзя манипулировать. В таких случаях он просто переходит в состояние, когда полностью отключает себя от раздражающего объекта.
– Но ваш приказ переделать спичку в иголку он выполнил, хотя ему и не хотелось, - возразила женщина.
– Гарри воспринимает учебу, как неизбежное зло, где задания должны быть выполнены только потому, что должны, - улыбнулся Савиньи.
– У него странное восприятие действительности. Очень странное. Но если вы попросите его трансфигурировать что-то, скажем, за обеденным столом, малыш вас просто проигнорирует. И как бы вы ни орали, ни угрожали, ни плевались, вы ничего не добьетесь.
– Хмм, - выдала Петуния.
– Возможно, это и неплохо. Дамблдор не сможет ничего сделать, даже если захочет. А он точно захочет. Ты же помнишь, Пьер, что говорила Арабелла.
– Да. И я рад, что тогда она все же решилась вмешаться. История могла бы пойти совсем иначе.
– Могла, - согласилась Петуния.
– А теперь я обрела верную помощницу, а она семью. Не часто в таком возрасте выходят замуж.
– Белла - сильная личность, но одиночество ее чуть не доконало. Кстати, сегодня она пишет отчет Дамблдору. Я поражаюсь, как такой человек мог приказать оставаться в стороне. Только наблюдать. Всегда. Хотелось бы мне понять, чего он этим добивался.
– Мне тоже, - Петуния снова повернулась в сторону племянника.
– Малыш, чем ты занимаешься?