Истинный дАртаньян
Шрифт:
«Могу сказать, что я никогда еще не находился на лучшем довольствии, – сообщает нам неизвестный мушкетер, чье письмо сохранилось в архивах. – Те 39 су, которые платит мне король, не уходят у меня полностью на двух лошадей, моего слугу и питание (...) Местные буржуа прекрасно уживаются с нами, а мы с ними. Поначалу они были на нас слегка в обиде, теперь же готовы всем услужить. Единственная наша трудность заключается в том, что приходится ходить по деревням и добывать фураж у крестьян, а те не хотят продавать его добром, однако потом они полюбовно соглашаются постараться и дают нам его».
Этот
«Испанские лошади г-на д'Артаньяна обходятся ему в 11 су 62 денье в день каждая, другие верховые лошади пожирают сена на 16 су, а лошади каретных упряжей – на 22 су. Исходя из этого, один мушкетер, его слуга и его две лошади весьма умеренны или даже недоедают, если их расходы не превышают 39 су в день».
Удовольствия рейнбергской жизни не помешали, впрочем, возобновлению беспорядков. Вопреки приказам короля, строго расписавшего военную иерархию, приказы командиров не всегда выполнялись. Нарушения начались сверху. Независимые, наглые, завистливые, чванящиеся своими титулами и удалью офицеры первыми стали нарушать дисциплину.
В частности, полковники инфантерии позволяли себе не признавать верховную власть командиров мушкетеров после того, как король указом от 15 декабря 1665 года включил мушкетеров в корпус конных латников. Людовику XIV и Лу-вуа[76] не раз приходилось вмешиваться, чтобы принудить строптивцев подчиниться. Неудивительно, что при наличии столь вопиющих примеров в войсках стали происходить и худшие эксцессы: кражи, дуэли, убийства, подделка денег... Печально было видеть, как элита французской армии ведет себя подобно грубым головорезам владетельного епископа мюнстерского.
Ко всему этому добавились еще религиозные унижения, которым подвергались «наши еретики-союзники». В Ресе французские солдаты, несомненно, от излишнего рвения, избили горожан, отказавшихся преклонить колена при пронесении мимо них святых даров. Лувуа удовлетворился тем, что нехотя высказал порицание виновным: он сказал, что подобные действия, «как бы они ни соответствовали внутренним убеждениям Его Величества, полностью противоречат тому способу обращения, которого Он хотел бы, чтобы все придерживались в отношении народа, крайне приверженного своей религии и еще более – своим властям».
Вместе с тем следует сказать, что, подобно поведению многих офицеров, воспитанных в духе старой школы, поведение д'Артаньяна во время этой кампании было безупречным. Вместе с интендантом Карлье и главным прево Давре-моном он изо всех сил старался предупреждать эксцессы, дебоши и беспорядки любого рода. Когда по недосмотру возник пожар в одном из районов Рейнберга, где была
«Я абсолютно убежден, что первая рота мушкетеров действовала полностью в соответствии с установленным порядком, – написал он ему 8 января 1666 года. – Помимо того, что я доверяю всему, что мне пишете Вы, другие письма, приходящие из армии, подтверждают то же самое и отмечают, что быть более исполнительным на службе невозможно. Следует только утвердиться и далее в этом добром поведении, дабы я всегда был доволен ротой и в первую очередь Вами, и Вы можете быть уверены в дальнейшем моем благоволении во всех случаях, которые могут представиться».
Спустя несколько недель инспекция, неожиданно проведенная военными комиссарами д'Эсланде и Бава, обнаружила, что рота находится в наилучшем состоянии и полностью укомплектована, что дало повод Людовику XIV вновь послать свои комплименты:
«Это полностью соответствует доверию, которое я оказываю Вашему рвению на моей службе. Заботьтесь же всегда в такой же мере о том, чтобы я видел Ваше рвение».
Действия в Голландии разворачивались благоприятно для Франции. После двух безуспешных атак против Далема и Маастрихта фон Гален предпочел начать переговоры, которые завершились 19 апреля 1666 года подписанием мира с Генеральными штатами Соединенных провинций.
В первые жаркие дни лета экспедиционный корпус маркиза де Праделя вернулся во Францию. Воссоединившись с войсками, оставшимися подле короля, он принял участие в окрестностях Морэ в исключительно сложных маневрах, которые продолжались целых три дня. Людовик XIV, сидя в военном облачении посреди множества разноцветных шатров, подобных, по словам присутствовавшего при этом д'Ормессона, настоящей радуге, благодарил командующих офицеров, вернувшихся из Голландии.
Месье д'Артаньян, в боях умудренный,
За доблесть свою был принят благосклонно
Так написал поэт Перду де Сублиньи в своей Придворной музе. Монарх был в таком восторге от действий своего младшего лейтенанта, что пожаловал ему первую же освободившуюся придворную должность – должность «капитана маленьких собачек для охоты на косуль», – достойное вознаграждение, название которого сегодня вызывает улыбку; в те же времена никто не находил в этом ничего неподобающего.
Эта должность, освободившаяся 8 сентября после кончины занимавшего ее Шарля Жирара, г-на дю Тилле, президента Счетной Палаты, была пожалована д'Артаньяну спустя неделю. Это было пусть небольшое, но событие при дворе. Мрачный Оливье д'Ормессон рассказывает в своем Журнале, что узнал об этом из уст самого Тюренна. Новость вдохновила газетных рифмачей. Преемник достопамятного Лоре[77] Лаграветт де Майола высказался по этому поводу в написанном скверными стихами послании к своей музе герцогине Немурской: