Источник Шиюна
Шрифт:
Долгое время он ничего не говорил. Он бы скорее всего расплакался, если бы попытался заговорить, но он не хотел, чтобы его стыд продолжался. Затем он увидел влажный след, блестевший на ее щеке, и это потрясло его больше, чем то, что она сказала ему.
— Оставь мне клинок чести, — сказала она. — Он вызовет лишние вопросы, на которые у тебя не будет ответа.
Вейни отцепил его и отдал ей.
— Да будет так, — пробормотал он, и слова едва прошли через его горло. Она повторила это и прикрепила клинок к своему поясу.
— Будь
Он хотел склониться к ее ногам, как илин, наконец-то уходящий окончательно, без своего на то желания, но она не позволила, положив свою руку на его. Это прикосновение было завораживающим, на секунду он поколебался, переполненный тем, что хотел сказать ей. А она совершенно неожиданно наклонилась и прикоснулась губами к его губам, легким прикосновением и очень быстро. Это лишило его дара речи, а через секунду она уже повернулась, чтобы взять узду своей лошади. То, что он хотел сказать, неожиданно показалось ему мольбой, она не поняла бы, возник бы спор, а это было бы вовсе не тем прощанием, о котором он мечтал.
Он вскочил в седло, она сделала тоже самое, и они поехали так быстро, как могли, к развилке дорог, где ждали Китан и Джиран.
— Мы едем дальше, — сказал он им, и его слова показались ему странными и уродливыми. — Мы трое.
Они выглядели испуганными, но ничего не спросили; возможно, вид их обоих — илина и лио — испугал их. Вейни повернул свою лошадь на дорогу, ведущую в темноту, и они поехали за ним. Внезапно он оглянулся в страхе, что Моргейн исчезла.
Но она все еще была здесь. Вместе с Сиптахом они выглядели тенями на фоне света за их спинами.
Фвар и ему подобные скоро должны будут придти сюда. Неожиданно он понял ее намерения. Люди Бэрроу, следовавшие за ней века назад, участвовали вместе с ней в битвах, и это были жуткие воспоминания, оставшееся в их памяти. Подменыш для них был синонимом смерти. Он вспомнил ее в Саводже, сметающей человека за человеком, — и то, что он увидел тогда в ее глазах.
Они все были твоими людьми, с отчаянием говорил ей Китан. Даже кваджл был устрашен ее чудовищными деяниями. Но они следовали за ней, и на этот раз она ждала их, хотя Вейни побивался, что она может повернуться и против них. Это было ее собственное бремя, которое не давало ей покоя.
Она будет ждать, пока Врата не окажутся открытыми. И на какое-то время она прекратила свою погоню и переложила свою задачу на него. Слезы застили ему глаза, еще был шанс вернуться и отказаться от того, что она приказала ему сделать.
Но она не простила бы этого.
В свете поднимающейся Ли они въехали в очередной проход и увидели долину Абараиса, расстилающуюся перед ними, всю в каменных руинах, а далеко впереди — огни лагеря, разбросанные как звезды над горами — призраки всего Шиюна собрались здесь.
Вейни оглянулся: Моргейн уже не было видно.
Он пришпорил вороного и повел своих спутников к огням.
Огромный
Пока что у тебя нет выбора, — ее слова отдавались эхом в его голове, как неподдающаяся таинственность, как факт, который невозможно отрицать. Пока что у тебя нет выбора, как нет его у меня.
Как-то Джиран заговорила с ним, он не понял того, что она сказала, да и не особенно волновался об этом — он только взглянул на нее, и она тут же замолчала; Китан тоже посмотрел на него, и его бледные глаза были теперь трезвыми и устремленными вдаль.
Огни костров становились все ближе, они раскинулись перед ними полем из звезд, красные и тревожные созвездия, постепенно меркнущие, как созвездия на небе, с первыми проблесками дня.
— Нам не остается ничего другого, — сказал Вейни спутникам, — кроме как раскаяться перед моим кузеном и надеяться на его благосклонность.
Они промолчали, но на их лицах был страх, который владел ими с тех пор, как они неожиданно и без всяких объяснений двинулись из Эн-Абараиса. Они все еще не требовали от него никаких дополнительных объяснений. Может быть, они знали, что у них на это нет права.
— В Эн-Абараисе, — продолжал он, пока они ехали, — мы поняли, что у нас нет другого выбора, и моя госпожа освободила меня.
Он подавил дрожь в своем голосе, крепко сжав челюсти, и продолжал свивать ложь, которую мог потом использовать в разговоре с Рохом.
— В ней оказалось больше доброты, чем может показаться. Ради моего спасения, если не ради вашего. Она знает все, она знает, что Рох примет меня, но никогда не примет ее. Вы тоже для нее ничто, и она о вас не волнуется. Но Рох ненавидит ее больше, чем кого бы то ни было, и чем меньше он узнает, что на самом деле произошло в Охтидж-ине, тем более вероятно, что он примет меня и вас. Если он узнает, что я приехал от нее и вы также из ее компании — он наверняка убьет нас. Но ко мне он все-таки имеет кое-какую благосклонность. Решайте сами, насколько он будет колебаться в вашем случае.
Они по-прежнему ничего не говорили, но тревога в их глазах не уменьшалась.
— Скажите, что Охтидж-ин обратился в руины, пострадав от землетрясения, — попросил он их, — и скажите, что болотники атаковали вас, потому что море забрало Эрин. Скажите все, что может показаться правдой, но не говорите, что мы посещали Эн-Абараис. Только она могла пройти через те двери и только она могла узнать то, что она узнала. Забудьте, что она была с нами — иначе я умру, и боюсь, что буду не одинок в этом.