Источник силы
Шрифт:
Но этот человек обладал собачьей интуицией — он понял мои чувства. Он посмотрел на меня, и слабая улыбка тронула его губы. Затем он перевел взгляд на Тавернера.
— Почему я должен вам доверять? — спросил он.
— Вы должны кому-то доверять, — сказал Тавернер. — Послушайте, мой друг, вы загнаны в необычайно тесный угол.
— Я знаю это очень хорошо, — сказал лорд Калэн, — но я не уверен, что не окажусь в еще более тесном углу, если поверю вам.
Ситуация была нелегкой. Находясь в руках этой в высшей степени неприятной и нечистоплотной семьи, бедный юноша был практически на положении заключенного, и если мы не сможем взять его под свою защиту, он всерьез станет заключенным за решеткой психиатрической
Тавернер присоединился ко мне, и наши широкие спины у постели (мы оба были крупными мужчинами) полностью отгородили от нас остальных присутствующих. Мгновение он пристально смотрел на лежащего в кровати мужчину, а потом тихо, как будто произнося пароль, сказал:
— Я друг вашего народа.
Темные глаза опять приняли свой странный затуманенный вид.
— На кого похож мой народ?
— Он прекрасен, — ответил Тавернер.
Подавленный смешок в другом конце комнаты показал, как остальные члены семьи оценивают ситуацию, но мне на ум пришли слова пророка: «Как прекрасны они — божественные создания среди холмов и долин».
— Откуда вы знаете о моем народе? — спросил мужчина на кровати.
— Могу ли я не знать свое собственное племя? — сказал Тавернер.
Я удивленно посмотрел на него. Я знал, что он никогда не врет пациентам, но что может быть общего между ним — культурным, с изысканными манерами, знаменитостью — и этим жалким человеком, лежащим на кровати, отверженным, лишенным всех отличительных черт своего класса? Но потом я подумал об одиночестве и замкнутости души Тавернера. Никто не знал ее, даже я, работавший с ним день и ночь. Я вспомнил также о его симпатиях к ненормальным, недоразвитым и отверженным людям. Какую бы маску он ни надел перед этим человеком, были какие-то черты в самом характере Тавернера, которые давали ему право переступить порог в эти странные глубины существования, где обитали безумные и гении, одни в своих трущобах, другие в своих дворцах.
Тавернер повысил голос.
— Меня пригласила сюда, — сказал он, — леди Калэн, которая хотела услышать мое мнение по поводу вашего здоровья, вызывающего ее тревогу. Я считаю, что в силу вашей необычной наследственности вам трудно адаптироваться в человеческом обществе. (Я видел, что Тавернер тщательно подбирает слова, имевшие одно значение для мужчины в кровати и совсем другое для графини и ее второго сына).
— Я также считаю, — продолжал Тавернер, — что смогу помочь вам в этой адаптации, потому что понимаю вашу наследственность.
— И чем же его наследственность отличается от моей? — с озадаченным и подозрительным видом спросил достопочтенный Джон.
— Всем, — ответил Тавернер.
Взрыв лукавого смеха на кровати показал, что по крайней мере один человек понимал, что имел в виду Тавернер.
Тавернер повернулся спиной к остальным и снова обратился к человеку на кровати:
— Вы поедете со мной? — спросил он.
— Конечно, — ответил лорд Калэн, — но сначала мне хотелось бы что-нибудь на себя надеть.
После этого намека мы вышли.
Мы уселись на широком подоконнике эркера в конце коридора, откуда мы могли следить за дверью комнаты лорда Калэна и помешать нашему пациенту улизнуть. Мой медицинский опыт подсказывал, что вообще не следует оставлять его одного, но Тавернер был абсолютно уверен, что больной не перережет себе горла, а если это и произойдет, то остальная семья не будет в претензии.
Мы с трудом усидели на месте, когда достопочтенный Джон опять вернулся к вопросу об освидетельствовании своего брата.
— Я хотел
Тавернер покачал головой.
— Подобные вещи нельзя делать столь поспешно, — ответил он. — Я должен некоторое время понаблюдать вашего брата, прежде чем смогу сказать, может быть выдано такое заключение или нет.
Трое родственников уставились на моего коллегу, от ужаса лишившись дара речи. Подобного поворота дела они не ожидали. Признание душевнобольным ярко выраженного чудака неприятно, но просто, если он останется в недрах семьи, однако если Мариус попадет в лечебницу, то увести его из-под носа Тавернера будет невозможно. Он может оставаться там неопределенно долго, сохраняя контроль над имуществом и эффективно предотвращая попытки семьи наложить руку на доходы, и даже — страшно подумать — может выздороветь!
Мозг достопочтенного Джона работал быстрее, чем мозг его матери. Она, казалось, еще сохраняла какие-то смутные фантазии относительно влюбленности в нее Тавернера, он же ясно видел, что Тавернер не только не намерен становиться их орудием, а собирается постоять за несчастного, против которого они плели интриги, и будет вести честную игру. Не теряя времени, он приступил к его обвинению.
— Итак, доктор, — сказал он с развязной наглостью, которая всегда скрывается за внешним лоском у людей такого сорта, — мы выслушали ваше мнение, оно для нас не слишком много значит и вряд ли мы им будем руководствоваться. Я все время говорил вам, мама, что нам необходимо получить квалифицированное заключение о Мариусе, а не зависеть от этих местных эскулапов. Мы больше не задерживаем вас, доктор, — и он поднялся, давая понять, что разговор окончен.
Но Тавернер продолжал спокойно сидеть со сладкой улыбкой на лице.
— Я не высказывал никаких мнений о вас, мистер Инглас, а только об этом вы имеете право меня просить, хотя, если бы я это сделал, я вполне мог бы понять ваше желание столь бесцеремонно указать мне на дверь. Это лорд Калэн оказывает мне честь, передавая себя в мои руки, и лишь от него, и никого другого, я приму свою отставку, как врач или как посетитель его дома.
Во время этой перебранки дверь спальни открылась и лорд Калэн, бесшумно ступая по толстому ковру, подошел к нам. Он зачесал свои косматые черные волосы назад, и стало видно, что они растут прямо на макушке, что делало его похожим на эльфа еще больше, чем спутанный колтун. Ему явно пришлась по вкусу отповедь Тавернера его семейству, и его широкий рот со странными тонкими красными губами, не похожими на человеческие, искривился в плутовской усмешке. Позже я окрестил его «Лежебока у огня», и это прозвище пристало к нему, сохраняясь даже при той странной дружбе, которая в конце концов возникла между нами.
Он встал между Тавернером и мной, положил свои руки на наши плечи, в странной не английской манере демонстрируя свое расположение. Казалось, скорее он взял нас под защиту, чем наоборот, и именно на этом всегда основывались наши взаимоотношения — столь беззащитный на физическом плане, Мариус, граф Калэн, обладал великой силой в невидимом королевстве.
— Идемте! — вскричал он. — Позвольте нам покинуть эту обитель зла, полную бессердечия. Это тюрьма. Эти люди нереальны, это лишь отвратительные маски, за ними ничего нет. Находясь на ветру, они издают звуки, подобные словам, но настоящие слова произносить они не могут, потому что они лишены души. Идемте, идемте отсюда и забудем их, ибо они лишь кошмарные сны. Но у вас (он коснулся Тавернера) есть душа, и ему (его рука тронула мое плечо) тоже дана душа, хотя он и не знает об этом. Но я вручу ему его душу и помогу ему понять, что она его собственная, и тогда он будет жить так же, как живете вы и я. Идем, пропустите нас! Пропустите нас!