Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III
Шрифт:
Победу под Нарвой над царем «варваром» торжествовали не только в Швеции, но едва ли не во всей Европе.
От русских представителей при европейских дворах вскоре поступили депеши с сообщениями о презрении и насмешках тамошних правителей и вельмож по адресу русской армии, самого царя. А.А.Матвеев, например, писал из Гааги:
«Шведский посол с великими ругательствами, сам ездя по министрам, не только хулит ваши войска, но и самую Вашу особу злословил, будто Вы, испугавшись приходу короля его, за два дня (до прихода шведов под Нарву и сражения. — В.Б.)пошли в Москву из полков».
Шведский король, разгромив Данию и Россию, взялся за Польшу и Саксонию, имевших одного правителя. Свои чувства к
— Поведение его так позорно и гнусно, что заслуживает мщения от Бога и презрения всех благомыслящих людей.
Шведский король принялся, по словам Ключевского, помогать Петру, как только мог, гоняясь за Августом II. И царь использовал передышку, предоставленную Карлом XII, в полной мере. Не в его привычках горевать по поводу неудач. Он сразу понял корень, суть того, что произошло под Нарвой. Позднее, в «Истории Свейской войны», об этом написано очень верно:
«Шведы над нашим войском викторию получили, что есть бесспорно. Но надлежит разуметь — над каким войском оную учинили, ибо только один старый полк Лефортовский был (который пред тем назывался Шепелева); два полка гвардии только были на двух атаках у Азова; полевых боев, а наипаче с регулярными войсками, никогда не видали. Прочие ж полки, кроме некоторых полковников, как офицеры, так и рядовые, самые были рекруты… К тому ж за поздним временем великий голод был, понеже за великими грязьми провианта привозить было невозможно. И, единым словом сказать, все то дело яко младенческое играние было, а искусство ниже вида. То какое удивление такому старому, обученному и практикованному войску (шведскому. — В.Б.)над такими неискусными сыскать викторию?… Но когда сие нещастие (или, лучше сказать, великое щастие) получили, тогда неволя леность отогнала и ко трудолюбию и искусству день и ночь принудила».
Таково откровенное и самокритичное, как говорят сейчас суждение царя о нарвской катастрофе. Ее размер, кстати говоря, сильно преувеличивали и сам Петр, и его современники, русские и иностранные, а также и нынешние историки,
Петр, еще больше напрягая силы, делает все возможное чтобы продолжать войну, взять реванш за поражение. В.О. Ключевский, не упускавший случая уязвить царя, отдает ему должное: «Предоставляя действовать во фронте своим генералам и адмиралам, Петр взял на себя менее видную техническую часть войны: он оставался обычно позади своей армии, устроял ее тыл, набирал рекрутов, составлял планы военных движений, строил корабли и военные заводы, заготовлял амуницию, провиант и боевые снаряды, все запасал, всех ободрял, понукал, бранился, дрался, вешал, скакал из одного конца государства в другой, был чем-то вроде генерал-фельдцейхмейстера, генерал-провиантмейстера и корабельного обер-мастера».
Приходилось полагаться прежде всего на свои силы. Союзники, по существу, вели дело к срыву военных планов Петра, в дружбе к которому распинался при всяком случае Август II. Отсюда — и измена де Кроа и десятков других офицеров-иностранцев под Нарвой, и прекращение осады Риги, и сепаратные переговоры саксонцев со шведами, и прочие интриги. А царь, о чем-то догадывавшийся, но знавший далеко не все (например, о тайных письмах де Кроа Августу II, который и заслал его в русскую армию, о соображениях самого короля и его советника пройдохи Паткуля), продолжал верить так называемому союзнику. Когда же вместо гарнизона одной крепости неожиданно пришлось иметь дело с хорошо обученной регулярной армией, — последствия оказались весьма плачевными для него и радостными для шведов. Недаром их король торжествовал, недаром он же наградил русского главнокомандующего, так позорно перебежавшего в его лагерь, полутора тысячами червонцев и сажал его кушать за королевский стол.
А Петр и его помощники приводят в порядок полки, потрепанные под Нарвой, формируют новые. Отливают более трехсот орудий — новые уральские заводы работают на полную
— Нет никакого удовольствия биться с русскими, потому что они не сопротивляются, как другие, а бегут.
Но так считали не все. Даже один из его ближайших помощников, генерал Стенбок, с тревогой следит за своим патроном:
— Король ни о чем больше не думает, как только о воине; он уже больше не слушает чужих советов; он принимает такой вид, что будто бы Бог непосредственно внушает ему, что он должен делать.
Многие в Европе смотрят на события, связанные с войной России и Швеции, глазами Карла XII. Правители Англии, Голландии, Франции наперебой стараются сделать короля своим союзником, восторгаются победами, превозносят его военный гений. В хор дифирамбов вплетают свои голоса герцог Мальборо и Евгении Савойский, великие полководцы, английский и австрийский. Вспоминают Густава Адольфа, прадеда шведского короля, победоносного полководца и ненавистника России.
Руководители шведской и вообще европейской дипломатии считали, что Россия, разбитая и поверженная, должна чуть ли не упасть на колени перед победоносным королем. По словам того же Матвеева, сидевшего в Нидерландах, «здешние господа ждут мира, потому что лучшие Ваши (Петра, — В.Б.)войска побиты… и солдат таких вскоре обучить невозможно". Петр уже кое-что узнал о нравах этой дипломатии. «Великое посольство» открыло на многое глаза царю, тогда еще дипломату неискушенному и доверчивому. Опыт приобретался в дипломатической борьбе с ее неприкрытыми расчетами, коварством, интригами и всем прочим. Будучи прагматиком, он усваивает кое-что из этих методов, но нередко по-прежнему допускает наивную доверчивость и соблюдает элементарные правила приличия, правовые принципы, нарушаемые другими. Так, когда началась война со Швецией, Петр позволил ее дипломатическим представителям выехать на родину. А Карл XII решил по-другому — по его приказу посадили в тюрьму русского посла Хилкова, сотрудников и слуг, а также всех русских купцов. Этот факт отмечает Анри Труайя в своей книге, опубликованной во Франции в 1979 году.
Петр продолжает наращивать силы для предстоящих сражений со «шведом». А король, его противник, колесит с армией к западу от русских границ, в Польше. Громит саксонцев под Ригой. Подумывает уже, после побед над более сильными врагами, о походе против русских, которых считает намного более слабыми, чем датчане, поляки и саксонцы. «Август, — по меткому замечанию С. М. Соловьева, — был драгоценный союзник для Петра не силою оружия, но тем что возбудил к себе такую ненависть и такое недоверие шведского короля; он отвлек этого страшного в то время врага от русских границ и дал время царю ободрить свои войска и выучить побеждать шведов».
Карл завяз в Польше — на два фронта воевать он не мог. Петр продолжает укреплять армию, мобилизовывать все ресурсы страны. Ему и России нужна победа, хотя бы для начала и небольшая, чтобы русские люди, армия в особенности, воспрянули духом, а Европа изменила свое мнение о восточных «варварах". О том писали его дипломаты, в частности Голицын из Вены осенью 1701 года:
«Всякими способами надобно домогаться получить над неприятелем победу… Хотя и вечный мир заключим, а вечный стыд чем загладить? Непременно нужна нашему государю хотя малая виктория, которой бы имя его по-прежнему во всей Европе славилось; тогда можно и мир заключить. А то теперь войскам нашим и войсковому управлению только смеются. Никак не могу видеть министров, сколько ни ухаживаю за ними: все бегают от меня и не хотят говорить».