Исторические портреты

Алданов Марк Александрович

Император Александр ее обворожил. Он, по-видимому, тотчас ее разгадал (знал толк в людях), вел с ней задушевные разговоры и, по своему обыкновению, обходил ее слева. «Государь, ваш характер лучшая конституция для империи вашей!» — восторженно воскликнула госпожа де Сталь. «Если даже это так, — ответил Александр Павлович, — то ведь я только счастливая случайность». Коринна была в восторге. Несколькими годами позднее госпожа де Сталь горячо убеждала Веллингтона и Каннинга «примкнуть к либеральным воззрениям императора Александра». Каннинг мрачно ей ответил: «Император Александр якобинец».

О серьезных политических делах, которые госпожа де Сталь вела в России, мы знаем немного. Савари обвинял ее в том, что она способствовала устройству свидания в Або между царем и шведским наследным принцем и заключению русско-шведского союза. Валишевский в своей

последней работе об Александре I это отрицает с достаточным основанием: Коринна не преминула бы похвастать своими делами в воспоминаниях.

Ей суждено било испытать горькое разочарование.

VII

Союзники воевали только с Наполеоном. Но по наполеоновским счетам, естественно, заплатила Франция. «Париж занят союзниками, — писала в 1814 году госпожа де Сталь. — У Тюильри, у Лувра стоят войска, пришедшие с границ Азии. Наш язык, наша история, наши великие люди меньше им известны, чем последний татарский хан... Это для меня нестерпимое горе!..»

По-видимому, она представляла себе все совершенно иначе. Союзники свергнут Наполеона, установят во Франции просвещенную свободную республику или просвещенную свободную монархию и немедленно уйдут, раскланявшись с французским народом и ничего, разумеется, не взяв за труды и за потери. У власти окажутся ее ближайшие друзья, она будет при них советчицей или музой. Вышло не совсем так. И союзники оказались непохожими на шоколадных рыцарей, и Бурбоны не звали к власти ее друзей. Она говорила о Наполеоне: «Он двенадцать лет обходился без конституции и без меня», — победители корсиканского тирана в этом отношении оказывались не лучше его. Коринна не скрывала своего возмущения: «Если бы она это знала раньше!..»

Эта женщина, часто очень проницательно судившая за письменным столом об исторических событиях, не годилась для практической политики. Неудачи и разочарования не изменили ее взглядов. Но, по-видимому, на компромиссы она была готова. Не прочь была, кажется, помириться и с Кобленцем. Где-то, явно по неосторожности, ее представили герцогине Ангулемской. Это вышло нехорошо. Герцогиня Ангулемская, дочь Людовика XVI и Марии Антуанетты, 15-летней девочкой проводившая на эшафот отца и мать, спасшаяся из тюрьмы истинным чудом и прожившая двадцать лет в изгнании, не грешила симпатиями к либералам. Коринна пыталась было наскоро очаровать и этот живой призрак Тампля: «Воспоминания вашего высочества были бы так интересны!..» Герцогиня Ангулемская посмотрела на нее так, точно внезапно перед собой увидела чудовище озера Лох-Несс, — госпожа де Сталь тотчас отказа лась от компромисса с Бурбонами. Очень недовольна она была и императором Александром, и государственными деятелями Англии.

В последние три года жизни она была в стороне от большой дороги истории, — высшее для нее горе. Она то путешествовала, то отдыхала в Коппе.

Я видел не так давно этот замок, до сих пор принадлежащий потомкам госпожи де Сталь. Замок громадный, «средневековый» (хоть, кажется, без «бойниц»); это местная достопримечательность: в лавках соседней деревни продаются его фотографии; владельцы лавок говорят просто «замок». При замке большой сад, — в саду госпожа де Сталь обычно ссорилась и мирилась со своими друзьями (в парке другого замка, в котором она жила во Франции, одна аллея так и называлась «аллеей примирений»). Быть может, именно здесь Бенжамен Констан, и боготворивший, и ненавидевший Коринну, вызывал из-за нее на дуэль Альберта де Рокка, — самолюбие автора «Адольфа», верно, страдало немало: уж очень неравен ему по рангу был его преемник и соперник. Здесь же где-то и похоронена госпожа де Сталь, рядом с почтенным Неккером, которого она совершенно искренно противоставляла Наполеону. Но на ее могиле я, по случайности, не был.

В известные дни и часы замок показывают посетителям, и его добросовестно осматривают немки, только что узнавшие с интересом из Бедекера, кто такая была госпожа де Сталь. Показывают им в замке длинную библиотеку, украшенную огромным глобусом, — этот никому ни для чего не нужный инструмент как будто подчеркивает искусственность проходившей здесь шумной жизни. Показывают спальню госпожи Рекамье; ее с хозяйкой связывала искренняя дружба: две богини поделили между собой красоту и духовные сокровища. Показывают и главную гордость замка: большую гобеленную гостиную. Здесь Коринна в последние годы жизни принимала

разочарованных людей, — их в ту пору в Европе было очень много. Немало здесь, должно быть, велось бесед все на ту же тему: «Если бы мы это знали раньше...» Вечное наивное оправдание плохих политических деятелей!

ЭРФУРТСКОЕ СВИДАНИЕ

I

В сентябре 1808 года в немецком городке Эрфурте, находившемся во власти французов, состоялось свидание Наполеона с Александром I. Их отношения были как будто превосходными. Тем не менее о возможности войны говорили не меньше, чем говорят о ней теперь...

В Эрфурте должно было произойти нечто вроде сессии Объединенных Наций. Приглашений было разослано много. Кроме двух императоров, в немецкий городок приехало четыре короля и множество других владетельных особ, с родными, министрами, свитой. Талейран убеждал приехать австрийского императора. Тот после долгого колебания решил не ездить, прислал барона Винсента - как теперь сказали бы, «в качестве наблюдателя».

Разумеется, формы дипломатических переговоров в ту пору резко отличались от нынешних. Хозяевами были французы, и Наполеон решил удивить мир пышностью - точно предчувствовал, что это в его жизни последнее зрелище такого рода. С начала сентября из Парижа стали уходить в немецкие земли фургоны с мебелью, коврами, посудой, шампанским. Ушли в Эрфурт французские гусары, кирасиры и гренадеры. Для гостей в городке были заняты лучшие правительственные здания и частные дома, а дежурить в них должны были особо подобранные гиганты-гвардейцы. Выехала в Эрфурт по распоряжению правительства и труппа Французской Комедии, во главе с Тальма. Артисток приглашали не по известности и не по таланту, а по их наружности и готовности к услугам. У Наполеона были свои взгляды на обстановку дипломатических свиданий. В Париже ходило множество анекдотов о том, как и для чего или, точнее, для кого выбирались артистки. Впрочем, это были не только анекдоты. Австрийский посол в Париже, впоследствии столь знаменитый Меттерних докладывал своему правительству, как подбиралась труппа для гастролей в Эрфурте. Сплетники говорили, что одна из артисток, необыкновенная красавица, будто бы предназначенная для самого императора Александра, выехала из Парижа на седьмом небе от радости, ready to kill, как говорят американцы. Были и инциденты. Наполеон вычеркнул из списка тридцати двух отправлявшихся в Эрфурт артистов жену Тальма: она ему не нравилась. Знаменитый актер в отчаянии добился аудиенции и горько жаловался: «Неслыханная обида! Как же можно!» Император уступил своему любимцу, но в Эрфурте после первого же спектакля запретил госпоже Тальма выступать.

По другому обычаю, тоже давно больше не существующему, все везли всем подарки. Александр I привез Наполеону три великолепные собольи шубы. Одну из них французский император четырьмя годами позднее предусмотрительно захватил с собой в русский поход и носил ее во время отступления из Москвы. Наполеон подарил царю драгоценный несессер и что-то еще. Готовилась с обеих сторон и щедрая раздача орденов, вплоть до самых высоких.

Были намечены спектакли, обеды, приемы, охоты и другие развлечения. Для большей культурности на торжества пригласили и писателей. Этот обычай не вывелся. В Москве на прием в честь знатных гостей обычно приглашался Алексей Толстой, а до него - Максим Горький. В Эрфурт приехал Гёте. Пропорция в ценности человеческого материала интересная. Если не такую же, то сходную можно было бы установить и между государственными людьми того и нашего времени. Наполеон, конечно, не в счет, но и такие люди, как Каннинг, Джефферсон, Талейран, Меттерних, Александр I, Сперанский, Штейн, даже Гарденберг, Коленкур и Румянцев по уму и культуре выгодно выделяются на нынешнем фоне (устраним из него Черчилля).

Не могу вспомнить, где я читал, будто в Эрфурт должен был приехать Гегель. Он был поклонником Наполеона и интересовался политикой; писал даже где-то в провинции политические статьи - вот уж именно слон выходил танцевать. Но у него вышли неприятности: только что появившаяся тогда «Феноменология духа» не имела успеха. Шеллинг его затмевал. Гегель не приехал и на торжествах не был. Кого именно из великих советских философов теперь в Москве приглашают на обеды в честь высокопоставленных иностранцев? Ведь Емельян Ярославский умер.