Исторические повести
Шрифт:
Каллисфения нисколько не удивилась и нисколько не смутилась. Она тут же решила скрыть свое недостойное происхождение. Ее родители погибли в цепях рабства. Сохраняя на лице кротость и простодушие, она сказала:
— Я польщена, прекрасный господин. Но род мой не очень знатный. Мой отец был чиновником, а после его смерти меня взял в свою семью почтенный дядюшка, переписчик, который и отпустил меня на время со скульптором Феофилом, добрым знакомым нашей семьи.
Она так быстро и складно придумала свою новую историю, что и сама удивилась тому, как все хорошо получилось.
— Мой
— Отлично, — сказал сборщик податей. — Будь готова к отъезду и жди меня возле лавок ювелиров в полдень. Перед тем как покинуть Тармиту, я хочу купить для тебя золотые украшения. Здешние ювелиры очень искусны. Эти украшения пригодятся тебе и во дворце Каписы.
Каллисфения ничего не сказала Феофилу о встрече со сборщиком податей. Но лицо ее сияло таким счастьем, что Феофил залюбовался ею и сказал:
— Наконец-то я вижу тебя в добром настроении, Каллисфения!
Утром следующего дня Каллисфения попросила Феофила позволить ей отдохнуть денек и заняться барельефом, для которого были приглашены юноши и девушки Тармиты. Феофил согласился, и Каллисфения была свободна. В полдень она надела свой лучший наряд, взяла золотые украшения, купленные ей Феофилом, и, оставив несколько строк на клочке пергамента, пошла в торговые ряды к лавкам ювелиров. Сборщик податей ждал ее и тотчас же повел к знаменитому ювелиру, где Каллисфения купила себе самые дорогие, самые красивые серьги, браслеты и перстни.
Они покинули Тармиту в жаркий час дня, когда большая часть людей отдыхала и улицы были пустынны. Караван сборщика податей охранялся большим отрядом вооруженных копьями воинов и производил внушительное впечатление. Каллисфении было жаль, что Феофил не видит, с каким почетом ее усадили в нарядное седло двугорбого верблюда, под белоснежным зонтиком, сделанным из лучшей хлопковой ткани. Рядом шел верблюд сборщика податей, за ним следовали слуги и целый отряд воинов. Сборщик податей, бывалый путешественник, знал, как сделать свое путешествие в пустыне удобным и не очень утомительным. Каллисфения принялась за роль знатной дамы.
В этот день Феофил отлично поработал над сложной композицией барельефа и только на закате захотел увидеть Каллисфению. В доме, где она жила, на маленьком столике с ящичком для украшений он увидел обрывок пергамента с несколькими строками на греческом языке. Он прочел:
«Не сердись, благородный Феофил. Судьба оказалась милостивой. Я имею случай стать придворной дамой в Каписе, где ты хотел увековечить мой лик. Не ищи меня, я никогда не вернусь к тебе и не буду натурщицей для скульптора. Когда я стану очень богатой и знатной, я верну выкуп и пришлю его тебе точно так же, как ты сделал это, расплачиваясь с Хайраном. Я всегда буду помнить твою доброту и благородство, Феофил».
— Какова
КАК НАЙТИ РАБЫНЮ?
В письмах, которые рассылал Хайран знакомым работорговцам, он писал:
«Помнишь ли ты, друг мой, купца Хайрана? Мы виделись на невольничьем рынке Александрии…» И далее — просьба вспомнить про вавилонянку по имени Син-Нури, которую продали пираты в таком-то году в таком-то месте.
Хайран писал о том, что вавилонянки встречаются редко и потому он надеется, что человек, купивший ее, запомнил. А сам он очень интересуется судьбой этой Син-Нури и если найдет, то непременно выкупит. Хайран просил при первом же случае прислать ему ответ, а купцы и работорговцы бывают в Пальмире часто, и прислать такое письмо совсем не сложно.
Сфрагис усердно переписывала начисто эти письма. Теперь она уже писала уверенно, не боясь сделать ошибки и не страшась того, что не поймут ее письма.
Тем временем до отца Сфрагис дошло ее письмо, посланное Хайраном в Сидон. Хайран был прав, когда сделал наказ купцу, едущему в Сидон, чтобы послание это было доставлено в руки Мериона в ювелирной лавке и чтобы ни в коем случае не вздумали отдать это послание его жене.
Когда Мерион прочел письмо дочери, ему стало горько и больно от мысли, что он, отец, проявил куда меньше заботы и внимания к своей дочери, чем Хайран, совершенно чужой человек. Ему было стыдно, что ответить ему нечего, потому что он все еще не собрался поговорить с женой об этом деле. А без этого разговора он ничего не мог сделать, у него не было денег и нечего было продать. К тому же для поисков было необходимо выехать в дальние большие города, где есть невольничьи рынки и где можно было бы поговорить с работорговцами.
Когда Мерион решился наконец забрать у жены драгоценности, которые были ему нужны, он твердо решил, что не отступит, пока не получит необходимое и пока не выполнит свой долг перед бедной Син-Нури и дочерью Сфрагис.
Выбрав благоприятный момент, Мерион рассказал жене, что ему предстоят долгие и трудные поиски Син-Нури. Он сказал, что больше не может жить с мыслью о том, что он ничем не помог ни жене, ни дочери и даже не попытался искать Син-Нури в течение целого года, с тех пор, как он узнал, что есть хоть малейшая надежда ее найти.
— И ты надеешься найти эту женщину и привести ее в наш дом? — злобно спросила жена. — Вначале ты хотел заняться Сфрагис и, конечно, собирался отдать ей все свое достояние и оставить нищими наших детей. Но ты сам знаешь, как я люблю детей. Я не позволю их грабить и оставлять в бедности. То, что хранится у меня, — всё для них. Ты сам видишь, что я во всем себе отказываю. Я не покупаю дорогих нарядов, не ношу золотых украшений. Не думаю, чтобы где-либо на свете жена искусного ювелира была так обездолена, как я. А ведь я люблю тебя, Мерион.