Исторические судьбы крымских татар.

Возгрин Валерий Евгеньевич

ШАГИН-ГИРЕЙ

Против последнего условия выступила уже не царица, а ее клеврет Шагин. Давно предавший интересы Крыма, он с 1772 г. не стеснялся всячески третировать земляков, открыто объединяя свои интересы с царскими, отказываясь от нормальных отношений "с такими неблагодарными людьми, враждебными мне и русским", за что получал похвалы из Петербурга (Архив, 1869, I, 243). Позже Шагин заявлял, что без твердой хозяйской руки царей в Крыму начнутся беспорядки, неизбежные уже по "непостоянству и скотским нравам" его народа (Соловьев СМ., т. 29, 28).[264]

Поскольку линию на дальнейшее

сближение е Россией с некоторых пор откровенно проводил и единомышленник Шагина, его брат, хан Сагиб-Гирей, то едва русские войска покинули Крым (это предусматривалось мирным договором), как начались народные волнения. Прежде всего татары отказывались подчиняться хану, которого возвели на престол русские и который, что важнее, вел страну прямиком в российскую кабалу; абсолютному большинству гораздо предпочтительнее казалась турецкая опека и защита (Архив, 1869, I, 289). Когда же султан заявил о том, что он никогда не благословит Сагиб-Гирея на ханство, а татары послали депутацию в Стамбул, прося о прежнем покровительстве, настроение всего крымского народа стало настолько очевидным, что царское правительство уже допускало малодушную мысль о том, что полуостров удержать не удастся (Лашков Ф., 1886, 16). Причем не без оснований.

Татарам надоел русофил Сагиб, и весной 1775 г. они его свергли в пользу энергичного и умного члена ханского рода Девлет-Гирея III (1775 — 1777). Тот первым делом решил покончить с Шагином и послал на Кубань сераскиром Тохтамыш-Гирея, который разбил охрану бывшего калги, вынужденного скрыться в русском уже порту Еникале. Эти и некоторые другие действия Девлета против русского влияния (МаркевичА., 1897, 31) настолько пришлись по душе султану, что он прислал ему не халифское благословение, а, как в былые времена, султанскую инвестицию.

Очевидно, именно этот акт привел Петербург к решению сделать ханом Шагина. Однако провести его в жизнь было непросто. Во-первых, в Крыму были весьма прочны позиции Девлет-Гирея, хана, законно избранного. Во-вторых, ненавидимого в Крыму Шагина пришлось бы постоянно поддерживать, т. е. держать войск больше, чем это было бы необходимо при популярном в народе хане. Наконец, вряд ли Шагина, известного своим ренегатством, утвердил бы султан.

И тогда Россия пустила в ход многократно проверенное средство — подкуп. Только деньги пошли уже не в Стамбул (теперь можно было без этого обойтись — турки вновь бросили войска на Персию), а в Бахчисарай. Причем тем деятелям, что за подарки готовы были поддерживать любого из российских[265] ставленников, — Ширин-бею, Абдул-вели-аге и некоторым другим (Дубровин Н.Ф., 1990, 424, 427). Вслед за этим командующий Румянцев послал в Крым войско во главе с генералом Прозоровским, при котором находился Шагин. Девлет вышел навстречу с 40 тыс. войска, но был разбит и навсегда покинул Родину, отправившись в Турцию.

Шагин, знавший, что большинство старейшин настроено против него (они заявили, что повесят не только Шагина, но и любого из его гонцов, лишь они ступят на крымскую землю), долго не осмеливался занять опустевший дворец. Но через месяц ему присягнули все беи и мурзы. Присягу с их подписями Гирей подобострастно передал Румянцеву. Впрочем, текст ее командующему был уже известен: это был перевод на татарский с русского оригинала, который Шагин получил заблаговременно от своих северных покровителей! (Смирнов В.Д., 1889, 179 — 180).

Когда Шагина объявили ханом, он заявил претензию не только на обычный ханский, но и на султанский домен и получил его из рук русских. К нему отошли Кадинское, Мангупское и Судакское каймаканства, где он тут же увеличил налоги. И тут же стал раздавать земли турецкого домена в пользование на правах иктаа-истирфак (бенефиций) — в

обмен на угодья он обрел немало приверженцев, готовых на все (Лашков Ф.Ф., 1897, 121). К хану отошли и земли депортированных Суворовым греков и готов-христиан (см. ниже), а это было немало: 272 сада и виноградника в долине Качи, 73 — Альмы, 116 — Бельбека, 78 — Отузской, 85 — Коккозской, 35 — Судакской, 17 — Кутлакской. Еще более значительными стали его владения вокруг южнобережных деревень, где христианское население также было выслано русской военной администрацией.

При всем желании придать блеск своему захудалому двору, собранному им из случайных людей, авантюристов низкого пошиба и иных отщепенцев еще в бытность кубанским сераскиром, Шагину не удавалось. Вначале он опасался еще более обострить отношения с чуждым ему крымским народом. Но бахчисарайская камарилья, в которой было немало христиан (русские, какой-то англичанин Робертсон и т. д.), жадно требовала от своего главаря денег — и хан свершил на редкость бездарный поступок. Он увели[266]чил налоги, многие века остававшиеся стабильными, чем не только снизил уровень жизни основной массы населения, но и оскорбил его религиозные чувства — ведь налоги определялись мусульманским законом. И, как бы сознательно провоцируя взрыв народного гнева, новый хан выписывает из России массу строителей-неверных, которые начинают возводить на горе у Бахчисарая новый дворец, да еще и окруженный мощной крепостной стеной (Дубровин Н.Ф., I, 654). Хан явно опасался подданных!

Далее, хан отдал сборы ряда доходов государства (с соляных озер, таможен, пчел, питейный и т. д.) на откуп немусульманам греческого, русского, еврейского и тому подобное происхождения (Лашков Ф.Ф., 1886, 23), а также уравнял в податях и привилегиях райю с мусульманами. Он провел всеобщую перепись, что привело правоверных в ужас. Он создал огромный бюрократический административный аппарат по европейскому образцу, который обходился налогоплательщику в 140 тыс. руб., а двор — в 80 тыс. Доступ к хану, ранее весьма простой, стал теперь почти невозможным, он даже ездить стал исключительно в карете, а не верхом. Все поведение Шагина должно было дать понять окружавшим, что его власть неземного происхождения. Короче, он усвоил худшие стороны абсолютистского режима правления, не сумев воспользоваться лучшими. Апогеем реформ была попытка ввести в татарское войско муштру по прусскому образцу и даже с телесными наказаниями (Маркевич А., 1897, 31 — 32). Вольные сыны степей и гор, вместо того чтобы маршировать под флейту, стали попросту разбегаться!

Поэтому, когда в октябре 1777 г. давно копившееся недовольство наконец вспыхнуло пламенем мятежа, хан не мог опереться даже на лейб-гвардейцев — многие из них уже были оскорблены шпицрутенами. Мятеж подавили русские. Не без труда, неоднократно терпя поражения, несмотря на превосходство в вооружении и выучке. Причина неудач карателей была в другом — по признанию генерала Прозоровского, татары предпочитали "до последнего человека пропасть, нежели покориться хану" (Дубровин Н.Ф., I, 739), так велика была ненависть к Шагину.

Вскоре во главе восстания встал высадившийся в Гёзлёве бывший хан Селим-Гирей, потребовавший[267] от русских освободить Крым согласно Кючук-Кайнарджийскому миру. После этого поднялось и обычно мирное население гор. Но дни восстания были сочтены — русские полки поднялись и на яйлу, солдаты заполонили все долины. Пощады не было никому. Погибла масса мирных жителей — 12 тыс. только по официальным данным, а также "множество стариков, женщин и детей от стужи и холода", лишившись кормильцев; в горах же татары вообще были приведены в "полунебытие" (Лашков Ф.Ф., 1886, 27). Потом начались казни пленных; люди Шагина зарезали и Селим-Гирея.