Историческое обозрение ойратов или калмыков
Шрифт:
"Историческое обозрение ойратов или калмыков. . " — первая в своем роде сводка систематизированных данных по истории ойратов и той части этого народа, которая в первой трети XVII века переселилась из Западной Монголии и Джунгарии в Россию и, обосновавшись в Нижнем Поволжье, стала известна под именем калмыков. Что побудило ученого обратиться к проблемам калмыцкой истории? Для ответа на этот вопрос следует сказать в нескольких словах о том, кто такие ойраты. Н. Я. Бичурин объясняет, что "ойрат есть монгольское слово, в переводе: союзный, ближний, союзник". Ойраты, или западные монголы,— народ центрально-азиатского происхождения, близкородственный монголам по языку, традиционному кочевому образу жизни, культуре и религии — известны на исторической арене с давних времен, еще с эпохи Чингисхана. В определенные периоды своей многовековой истории они играли значительную роль в Центральной Азии и соседних регионах. Особенно интенсивной была их политическая активность в XVII-XVIII
События конца XVI — начала XVII в. являются рубежом, отделяющим ойратскую историю от истории калмыцкого народа. Именно в это время нехватка пастбищных территорий, непрекращающиеся феодальные усобицы, военные неудачи побудили ойратских тайшей (правителей крупных феодальных владений — улусов) торгоутского Хо-Урлюка и дербетского Далай-Батыра откочевать со своими людьми в степи Западной Сибири, к верховьям рек Ишима и Оби. В дальнейшем эта часть отделившихся ойратов добровольно вошла в состав Русского государства и поселилась в Нижнем Поволжье, где сложилась самостоятельная монголоязычная народность— калмыки. Таким образом, калмыки имеют общую с ойратами древнюю и средневековую историю, протекавшую на территории Центральной Азии. И после своего поселения на Волге и создания Калмыцкого ханства их история продолжала быть тесно связанной с историей ойратов, с которыми они поддерживали более или менее тесные связи вплоть до гибели Джунгарского ханства в 1758 г.
В результате кровавой расправы маньчжуро-китайских завоевателей над ойратским населением территория Джунгарии почти полностью обезлюдела. В это время Калмыцкое ханство вступило в кризисную полосу развития. Со второй трети XVIII в. набирал силу процесс вольной и правительственной колонизации юга и юго-востока России, что вело к сокращению пастбищных территорий и вытеснению калмыков с занимаемых ими кочевий. Непрекращающиеся внутренние междоусобицы калмыцких феодалов, усиление социального и национального гнета, последовательная политика царского правительства, направленная на ограничение власти хана и установление более строгого контроля за действиями крупных феодалов, поощрение перехода калмыков в православие и другие неблагоприятные факторы склонили калмыцкую знать к решению откочевать из пределов России и вернуться в Джунгарию.
В 1771 г. наместник Калмыцкого ханства хан Убаши с небольшой кучкой калмыцких феодалов из своего ближайшего окружения увел из России в Джунгарию более 30 тыс. кибиток, или свыше 150 тыс. калмыков. В России остались лишь 13 тыс. кибиток. Во время трудного многомесячного перехода из Поволжья в Джунгарию в пути погибло от голода, эпидемий и нападений со стороны казахов и киргизов около половины народа. Надежды калмыцких феодалов вести в Джунгарии независимое существование, сохранить там автономию ханства не оправдались. Калмыки были расселены китайским правительством небольшими группами на территории Синьцзяна, искусственно созданной административной единицы, куда вошли захваченные маньчжуро-китайскими завоевателями земли Джунгарского ханства и Восточного Туркестана.
Со времени этих трагических событий прошло немногим больше полувека, и они еще были свежи в памяти современников Бичурина. Он взялся за разработку проблем калмыцкой истории, поскольку они имели актуальное значение для понимания современности и прошлого народов России и Центральной Азии.
Современники, близко знавшие Бичурина, особо подчеркивали его увлечение всем китайским, идеализацию им Китая и "азиатчины". Отсюда и его некритическое отношение к известиям китайских источников, что дает повод современным исследователям упрекать автора в том, будто он историю ойратов и калмыков освещает с позиций официальной китайской историографии. Тут нет большой вины Н. Я. Бичурина, многое объясняется тогдашним состоянием источниковой базы. Сам же автор писал: "Предлагаемое мною Историческое обозрение Ойратов, показывая происшествия, относящиеся к сему народу в истинном их виде и порядке, доставит читателям возможность безошибочно судить о разных по сему предмету мнениях писателей" (с. 20-21). При написании своей книги Бичурин постарался привлечь не только- китайский материал, главным образом, из "Циньдин Синьцзян шилюе" ("Высочайше утвержденное описание Синьцзяна") и "Сиюй вэньцзяньлу" ("Описание виденного и слышанного о Западном крае"), но и использовал сочинения на русском языке И. Фишера, Н. Нефедьева, П. И. Рычкова, С. В. Липовцева, а также работы своих предшественников —
Хотя ойраты являются народом древнего происхождения, Н. Я. Бичурин их историю начинает с XV в., не касаясь проблемы их этногенеза. Он ограничивается только беглым замечанием, что "поколения Усунь, Тула и Жужань должно почитать коренными предками нынешних калмыков"(с. 22). Ошибочно отождествляя этническую принадлежность древних народов с этнической принадлежностью современного населения тех мест, где некогда жили эти народы, он был приверженцем теории монгольского происхождения древних народов, населявших в разное время территорию Монголии — гуннов, сяньби, жужаней, тюрков-тугю, уйгуров и др.
Начало истории собственно ойратов, или, по его выражению, "чжуньгарских монголов", которые "появились на политическом поприще под названием ойратов," Бичурин связывает с изгнанием монгольских завоевателей из Китая в 1368 г. (у Бичурина в 1367 г. ) (с. 24). Он разделял распространенное в XIX в. мнение о существовании особого Ойратского союза или "Союза четырех ойратов (дурбэн-ойрат)" и объяснял причины возникновения этого союза следующим образом: "В Чжуньгарии хотя находились три сильные поколения: Чорос, Хошот и Торгот," но владетели оных порознь не могли равняться с Элютэем 13 в силе. И так желая соперничествовать с прочими на политическом поприще, они соединились между собой под названием Ойрат, и Чоросского Князя Махмуда, , как старшего между ними, объявили Главою сего союза" (с. 25). Ойратский союз стал четырехчленным уже после смерти внука Махмуда, знаменитого тайши Эсэна, когда "старший его сын Боро-Нахал получил особливый удел под названием Дур-бот (дербет. — В. С. ). И далее автор делает вывод: "Должно полагать, что до сего времени Калмыцкие Владетели назывались просто Ойротами, а название Четырех Ойратов (Дурбэн Ойрат) приняли уже по основании Дурботского дома; потому, что самый союз их состоял из четырех поколений: Чорос, Дурбот, Торгот и Хошот" (с. 29). Вопрос об Ойратском союзе в настоящее время оспаривается современными исследователями, как не нашедший подтверждения в реальных исторических фактах.
Как и все представители домарксистской историографии, Бичурин не „ придавал решающего значения социальным факторам развития, он пони-; мал историю только как политическую и дипломатическую историю. Его " попытки объяснить некоторые попавшие в поле его зрения социальные проблемы не выдержали испытания временем. Вот типичный образец его рассуждений: "Выход Чингас-Хановых потомков из Китая произвел в Монголии всеобщее внутреннее брожение, в продолжение которого владетели или главы поколений снова присвоили себе первобытное право утверждать хана на упраздненном престоле, а отсюда родилось неуважение к верховной главе народа и самоуправство с равными себе — два источника, из которых наиболее : проистекают междоусобия у кочевых народов" (с. 24). Разумеется, причины феодальной раздробленности, наступившей в Монголии в послеюаньский период, заключались не в "неуважении к верховной главе народа и самоуправстве с равными себе", а заложены гораздо глубже, в самой природе феодального общества. Период феодальной раздробленности — это закономерный этап в поступательном развитии феодального производства, через него прошли все феодальные страны Европы и Азии.
Совершенно далек Н. Я. Бичурин от истины, когда дает свое объяснение объективным предпосылкам добровольного вхождения части ойратов в состав Русского государства. Он пишет: "Надобно заметить, что кочевые подданство считают некоторым торгом совести, в котором предполагают выиграть по крайней мере четыре процента на один; и когда находят благоприятный к сему случай, то еще соперничествуют в готовности изъявлять подданническое усердие. Но если бывают обмануты в надежде, то ухищряются мстить набегами, хищничеством и убийством. Итак, клятву и верность они считают средствами к выигрышу, а клятвонарушение и вероломство пустыми словами. Таково есть общее качество всех кочевых народов. Еще стоит заметить, что кочевые, вступая в подданство какой-либо державы, во-первых, ищут свободы от ясака, вместо которого предлагают свою готовность служить в войне против неприятелей. Первое нужно им для обеспечения своей беспечной жизни, а второе для удовлетворения наклонности их к хищничеству" (с. 32).
Подобная антиисторичность общей исторической концепции Бичурина объясняется тем обстоятельством, что в литературе ХУШ-Х1Х вв. многим авторам, пишущим о кочевых народах, в целом был свойственен необъективный, высокомерный взгляд на кочевников. Кочевое общество представлялось им аморфным, лишенным структуры, диким, неорганизованным, пребывающим в состоянии постоянной, анархии. Считалось, что кочевые орды объединяются предводителями, которые лишь одни вносят момент организации и упорядочения в кочевую стихию. Исходя из такой посылки, Н. Я. Бичурин очень низко оценивал "нравственность элютов " и считал, что "вся История ойратства представляет их склонными к хищничеству, падкими на корысть, легкомысленными, лукавыми, вероломными. Сии же качества мы найдем и в Приволжских Элютах, известных у нас под названием Калмыков" (с. 70).