Истории города Бостона
Шрифт:
В августе 1721 года Джеймс Франклин начал выпускать газету «Вестник Новой Англии» (The New England Courant). Небольшой листок совершил переворот в колониальной журналистике. Вместо привычных скучных официальных отчетов и приходящих с большим опозданием новостей из метрополии «Нью-Инглэнд Курант» отдавал предпочтение литературным заметкам, эссе на злобу дня и письмам читателей. Несмотря на неслыханную дороговизну (четыре пенса) «Вестник» быстро расходился по рукам, а тиражи росли.
Светское, свободное печатное слово, осмелившееся поддевать магистрат и клир, вызвало неудовольствие отцов города. Преподобный Коттон Мэзер бичевал франклинову «подлую газетенку», назвав ее «клубом
Джеймс Франклин, типограф с принципами и амбициями, подготовил сцену и, сам того не ведая, назначил время и место рождения первого литератора Америки. 2 апреля 1722 года на бостонской Куин-стрит был отпечатан номер газеты со статьей некоей Сайленс Дугуд. Нравоописательный очерк от имени «вдовы средних лет из сельской местности» принадлежал перу Бенджамина Франклина. «Я был очень юн и подозревал, что брат не станет печатать мои произведения, если узнает, кем они написаны, поэтому однажды я изменил свой почерк и ночью подсунул листок под дверь типографии. Утром брат его нашел и показал своим пишущим друзьям, когда те по обыкновению к нам зашли. Они прочли статью, обсудили ее при мне, и я с величайшей радостью убедился, что статью они одобрили…»
Сайленс Дугуд стала постоянным корреспондентом газеты. В «Адском клубе» терялись в догадках, пытаясь определить автора, но никому не могло прийти в голову, что за образом сельской вдовы, не лишенной жеманства и живого воображения, скрывался бойкий на язык подросток, который ни одного дня не провел за пределами города.
Газета Франклинов
Вызывая гнев Коттона Мэзера и других местных богословов, «вдова» с юмором рассуждала об образовании и религии, светских нравах и матримониальных отношениях. Пастор Мэзер, мечтавший превратить Бостон в «христианскую Спарту», наполнял свои трактаты библейской метафорикой и усложненной риторикой. Заметки вдовы (Silence Dogood – «Молчальница Добродеева» – явная пародия на труды Мэзера) отличались остроумием и здравым смыслом. Когда ставшая популярной в городе вдова Дугуд написала, что не хочет оставаться одной, несколько мужчин отправили ей письма с предложением руки и сердца.
Бостонская история предвосхитила и переложила вечный сюжет «Моцарта и Сальери» на свой лад: юное дарование, не чуждое литературного озорства и строгий моралист, плодовитый ремесленник от публицистики, проживший долгие годы в упорном самоутверждении.
Конфликт был предопределен столкновением эпох: старый пуританский ригоризм уступал место деятельному рационализму. Эпоха Просвещения стучалась в американские двери, а Франклину суждено было стать ее апостолом.
«…Без свободы мысли не может быть такой вещи, как мудрость, и такой вещи, как общественная вольность, – без свободы слова…» – Бенджамин приводит английскую журнальную цитату, но здесь явственно выражены его собственные окрепшие убеждения.
Опубликовав за полгода четырнадцать статей в «Вестнике», младший брат решил признаться в авторстве. По словам Бенджамина, друзья из «Адского клуба» стали относиться к нему с уважением, но у старшего брата, хозяина газеты, это вызвало ревность. «С тех пор у нас начались размолвки…»
В 1721 году корабль из Барбадоса занес в Бостон оспу. Эпидемия быстро приняла угрожающие масштабы – за несколько месяцев умерло около тысячи горожан (почти 10 %
Газета Франклинов осмеивала спорную медицинскую практику, несмотря на то, что пастор с кропотливостью ученого приводил статистику низкой смертности привитых. Мэзер в свою очередь метал гром и молнии: «Мне остается только пожалеть бедного Франклина: несмотря на молодость он может преждевременно отправиться на суд Божий».
Споры о вакцинации перерастали в драки на улицах (считалось, что у привитых могут вырасти рога), единственному бостонскому доктору, делавшему прививки, угрожали линчеванием, а в дом Мэзера в одну из ночей кинули бомбу. За «ересь инокуляции» пастору отказали от должности президента Гарвардского университета, и он с трудом сохранил за собой амвон Старой Северной церкви.
Спустя пятнадцать лет, в Филадельфии, Бенджамин Франклин потерял любимого младшего сына, четырехлетнего Френсиса, умершего от оспы, и горько упрекал себя за то, что не сделал ему прививки.
В июне 1722 года издатель Джеймс Франклин был арестован по обвинению в «подстрекательской клевете»: газета раскритиковала бостонский магистрат за портовые прегрешения. Подмастерье Бенджамина также арестовали, но отправили домой по причине малолетства, а старший брат провел несколько недель на соломе в тюрьме. В то лето газету продолжал выпускать шестнадцатилетний Бенджамин – самый молодой издатель в мире.
В своей «Автобиографии» Франклин вспоминал: «Пока брат находился в заключении, что очень меня возмущало, несмотря на наши личные нелады, я возглавлял газету и осмелился два раза высмеять в ней наших правителей. Брат мой отнесся к этому снисходительно, но кое-кто стал поглядывать на меня косо, усмотрев во мне юного умника, не гнушающегося пасквилем и сатирой. Брата выпустили на свободу, но Ассамблея тут же издала очень странное постановление о том, что «отныне Джеймсу Франклину запрещается издавать газету The New England Courant». Чтобы решить, как быть дальше, у нас в типографии собрались на совещание друзья. Кто-то предложил обойти постановление, изменив название газеты, но брат усмотрел в этом неудобства, и был найден лучший выход: сделать издателем газеты Бенджамина Франклина».
К тому времени место у печатного станка на Куин-стрит стало тесным для двух братьев. Старший из них все более ревниво относился к растущей известности «ученика», который превратился в полноценного издателя. Младший приобрел в глазах власть имущих репутацию диссидента, что грозило осложнениями в будущем.
В октябре 1723 года Бенджамин Франклин покинул Бостон и отправился в Филадельфию, где он мог работать самостоятельно, а порядки были значительно либеральнее. В 1726 году власти закроют «Нью-Инглэнд Курант», вынудив Джеймса Франклина переехать в колонию Род-Айленд.
Наследие Молочной улицы оставалось с Бенджамином Франклином всю жизнь. В первую очередь, это выражалось в его презрении к сословности – однажды в качестве посла Америки он явился на королевскую аудиенцию в Версаль в простом кафтане без парика – и в его фундаментальных демократических принципах, что было свойственно далеко не всем «отцам-основателям» США.
В одном из многочисленных анекдотов о Франклине рассказывается, как посол американской республики при дворе Людовика XVI посетил знаменитую типографию Дидо в Париже и, не выдержав этикета, подбежал к станку и принялся за работу. Взглянув на изумленных сопровождающих, американский посланник засмеялся и сказал: «Не удивляйтесь, господа, это моя прежняя профессия».