Истории из армянской истории

Налбандян Карен Эдуардович

В годы Отечественной войны весь четвёртый курс мединститутов экспресс методом доводят до ума и бросают на фронт. Получается что-то вроде булгаковских "Записок молодого врача", но ещё круче, с учётом военного бардака.

После войны выжившие возвращаются в институт и садятся досиживать последние два курса. Теорию они из лекторов рвут, на практике убедившись, что без неё – никуда.

И не у одного преподавателя волосы встают дыбом от фразы типа "Профессор, а почему вы говорите, что операции на открытом сердце невозможны?

Я сам три такие под Курском сделал "

Работал у нас в больнице один дедушка. Сам он чаще всего уже не оперировал. Приглашали его в особо сложных случаях, либо если что-то на операции шло совсем уж наперекосяк.

История двадцать вторая. Торт

Торт был неописуем. Поражал воображение. Шесть на девять метров, украшенный домами, лесами, озёрами…

Понятия не имею, откуда взялось это чудо в Ереване, на Новый год-1990.

Народу набежало – тыщи. Фотка сохранилась: торт на дне осушённого по случаю зимы Лебединного озера и – тыщи алчных глаз.

…В давку мы, понятно не полезли. Но мегафонные вопли слышали отчётливо: "Дедушка, дедушка, вылезьте из торта. Неудобно же".

История двадцать третья. Военно-полевая зоология, или Знание-сила

Очередному из рода Багратуни, Смбату здорово не повезло. Он попал на арену цирка. Римского.

На номер под названием "бестиарий". И не в роли белокурой бестии, а совсем даже наоборот.

Товарищ был профессиональным и потомственным военным, воевал всю сознательную жизнь, дослужился на наши деньги где-то на полковника или бригадного генерала (OF-5 – OF-6 по классификации НАТО) и находился на момент попадания в плен в превосходной физической форме.

Но будь ты хоть Арнольдом Шварценеггером и А.В. Суворовым в одном лице – много ли навоюешь в одних портках, когда прёт на тебя, скажем, полтонны взбесившейся говядины?

Смбат изящной полувероникой пропускает тушу мимо себя и стадион оглашается оскорблённым мычанием: в каждой руке человек держит по рогу. Бык пытается улизнуть, Смбат ловит его за заднюю ногу, следует что-то непонятное, после чего скотина остаётся без копыта.

Как я сказал, был товарищ профессиональным военным. Что среди прочего в то время подразумевало хорошее знание природы. Так что он немедленно понял, что бык старый. А у старых животных и рога и копыта держатся не очень прочно.

Номером вторым против Смбата выпускают медведя. Схватка получается короткой, но эффектной. Человек быстрым шагом подходит к животному, испускает душераздирающий вопль и даёт ему в ухо. Медведь без лишних слов валится на землю.

Уязвимое место медведя, особенно долго содержавшегося в неволе – слабая сердечно-сосудистая система. При внезапном сильном стрессе она не справляется – и может последовать что угодно – в диапазоне от простого обморока

до остановки сердца.

Стадион ревёт и махает поднятыми пальцами. Император топает ножками: “А я хочу, чтоб его сожрали, и точка!”.

И выпускают на Смбата льва. Ибо против лома нет приёма.

Всё. Кода. "Барлог. А я и так до смерти устал".

Дальше начинается нечто непонятное. Лев готовится к прыжку. Человек делает резкий рывок в сторону. Лев делает небольшую перебежку и снова начинает готовиться. Снова рывок. И так несколько раз. Стадион свистит и улюлюкает. А потом затихает. Поскольку лев, начисто игнорируя человека, трусит куда-то в сторону.

Перед прыжком лев, как и все кошачьи, прижимается к земле. Если в этот момент жертва делает рывок, прицел сбивается и всё нужно начинать сначала. После нескольких попыток в дело вступает стандартное правило отношений хищник-жертва: жертва должна окупать расходы энергии, затраченной на охоту. У кошачьих это выраженно очень сильно. Несколько попыток, и хищник бросает заниматься безнадёжной охотой и ищет добычу полегче.

Тем временем на императоре виснет красавица жена: "Зверюшек-жалко-и-мальчика-тоже!". Ну и хозяин цирка: "Ты что, – говорит, – мне матерьял портишь?"

Смбату приносят одежду, искупаться и приглашение отужинать нынче ввечеру у императора.

После чего отправляют в почётную ссылку в Африку.

История двадцать четвёртая. Легенда о поэте

Живёт в Стамбуле в середине XIX века поэт Петрос Дурьян.

Лет ему…надцать – молодое дарование. Поскольку спрос на его поэзию не превышает предложения, и даже совсем наоборот, подрабатывает парнишка тем, что пишет чегой-то там для театра. Сценарии типа, ещё что-то. Попутно болеет туберкулёзом.

Заваливается как-то в театр, а там две актрисы. Одна – другой: "Смотри, какой красивый мальчик". Вторая (громким шепотом – "Ты что, не видишь, помрет ведь скоро").

От такого нетактичного заявления парнишка сваливается в крутую депрессию, возвращается домой и…, думаете, пьёт горькую? Если бы – пишет стихотворение. Свое самое знаменитое. "Ltchak" – "Озерце". Один из шедевров армянской поэзии, кстати.

И через пару месяцев помирает, в возрасте еле-еле двадцати лет.

А стихотворение вводят в школьную программу. И начинает проявляться план страшной мести поэта потомкам.

Потому как стихотворение – да, красивое – но написано было-то на версии армянского, с теперешней совместимой весьма слабо. И всем школьникам, включая гипотетических потомков той чертовой актрисы приходилось форменным образом продираться, зубря его наизусть. Всё равно как учить наизусть "Выстребаны обстряхнутся…". Когда понимаешь не более 10% от текста, задача решается тупым зазубриванием.