Истории из рюкзака
Шрифт:
А Сашка хотел протереть глаза. Вместо обвязки и бронежилета на отце появился настоящий доспех. Толстые латные пластины на руках, плечах, груди, животе, и ногах тоже! И шлем! Круглый, с гребнем, крутейший рыцарский шлем, с забралом! Правда, все это было покрыто пятнистыми разводами защитной раскраски. Но от этого смотрелось вообще нереально…
— Вот, держи, — дед передал рыцарю и оружие. Кистень стал… оружием массового поражения, вот чем он стал. Рукоять куда длинней, а сам шар размером с лошадиную голову. Шипы на этом шаре сверкали не просто загадочно, а каждый своим огнем.
—
— Не гендерное, а возрастное, — отозвался дед. — Вьюношь пламенноокий! Если на тебя броню навесить, ты же при первой возможности, закрыв глаза от ужаса и счастья — попрешь как носорог, в самую гущу событий. Что я, мальчишкой не был? Твои малогабаритные размеры сейчас — лучшая защита от оружия. А Иван Иванович более заметен в любой обстановке. Потому что не обладает щуплыми параметрами как у тебя. Но он сам по себе калач тертый. Он гущу сначала расхлебает, а потом и до костей доберется. И ему броня нужна не для того, чтобы на себя удары принимать. А чтобы его шальным осколком не зацепило. Так что — терпи, казак…
Послышался стук многих копыт. Хотя было понятно, что друзьям в городе опасаться пока нечего, но руки сами по себе крепко стиснули древко копья.
— А вы что тут делаете? — спросил удивленный женский голос.
— Доброго вечера, Марья Моревна, — учтиво отозвался дед.
— Для кого добрый, а для кого и последний, — густым басом отозвался ее спутник. А потом приложил руку в приветствии к шлему.
— Черномор. Дядька. Наслышан, — сказал он всего три слова, и все встало на свои места. Потом повернулся к богатырше.
— Нам тут лясы точить некогда. Разберешься — сразу под стяг Кощеев. Приступ близко, скоро барабаны дробь ударят, чует мое сердце…
С этими словами Черномор припустил коня по улице. За ним двинулась долгая шеренга бойцов — пешие воины с большими щитами, и длинными копьями.
— Ну да ладно, сейчас каждый клинок на счету, — спешилась Марья с коня. — Отсылать обратно не буду. Незачем это. Если нас сомнут здесь и сейчас — никакие сказки там и завтра не помогут. Ого…
Она отступила на шаг, вглядываясь в бывшего крапового берета.
— Матушки мои родные! Вот это настоящий хардкор! Вот это я понимаю, реальный олдскулл, не то что нынешние новоделы… А шлем то какой, я бы и сама не отказалась… Я вот, честно говоря, не очень верила, когда дедушка сказал, что его какой-то Иван Детдомовский как щенка малого скрутил. Да, пожалуй, за Светлый Передел сегодня можно не тревожиться.
— Что такое Светлый Передел? — спросил польщенный Милослав Мстиславович.
— Город обнесен стенами. Но не везде, — сказала Марья. — Сами наверно видели, что есть разрывы, просто земляные насыпи. Их две — Светлая и Темная. Это и есть — Переделы. Одну охраняет Светлая дружина. Другую — Темная. Когда подступает враг, то… чтобы не бегать по стенам, и угадывать где главный удар — эти Переделы и сделали. Кажется, что это самые слабые, незащищенные места. Все рвутся туда. Исключений не бывает. Хотя переломить любую из дружин — дело, я скажу, очень непростое. А вот сами дружины могут очень запросто любого в жерновах перемолоть, вне зависимости от количества и
— И что, раньше кто-то тревожился за Светлый передел? — спросил дед, уже не улыбаясь.
— Да постоянно. Там же просто люди. Богатыри, конечно, но смертные. А на темной стороне — там и Кощей, и Мара, Лихо. Да Черномор с Тугариным и Челубеем — тоже… те еще оппоненты. Лешие, они же деревянные. Сами не чувствуют, но вот любой другой, если его бревном пониже уха — еще как почувствует. Да и ворожба… у Темных все-таки более к боевым условиям приспособлена. Огневицы, кикиморы, водяные, ведьмы, ведьмаки и оборотни всех мастей. И еще вдобавок магия разрушения.
— И ты у нас…, - произнес дед.
— Ну да, я темная, тут и гадать не надо. Внучка Кощея, которая хорошо от него научилась. Такой курс обучения прошла! Таких в свое время деду люлей… Ну да это дело прошлое… Ой, вот еще что! — воскликнула она с интонацией хозяйки, у которой чуть молоко не убежало.
— Тут Кощей Костеич велел вам передать, лично в руки, — Марья покопалась под доспехом и извлекла на свет изрядно замызганный кусок бумаги. — Маркетинговый план завоевания мира. Практически без финансовых анвес…. инвестиций. Но, говорит, очень афек…эффективный. Дед велел передать, что готов, при необходимости, поучаствовать лично, особенно если нужно будет агитировать. Говорит, у него агитировать лучше получится, даже чем у того же Кота в сапогах. У меня, говорит, крестьяне без всяких вопросов сразу и четко скажут, кому принадлежат те или иные угодья, — Маша так искусно передала Кощеевы интонации, что, не смотря на напряжение, даже Сашка улыбнулся.
— Предайте Кощею Костеичу, что это совершенно несерьезно, — сказал Милослав Мстиславович, быстро изучив текст на бумажке. — У него тут после каждого пункта идет либо «рубить мечом голову непокорным» или «разрубить надвое сомневающихся». А других вариантов совсем нет?
— Есть, — с улыбкой ответила Лебедь. — Там у него в пункте шестом написано «лишить головы топором», а в восьмом «разорвать на части».
— И вы думаете, это станет хорошей рекламой? — с усмешкой потряс бумажкой в воздухе старик.
— Он считает, что несомненно, — ответила Маша. — Он все время примерно по таком плану и действуют. И его все понимают, узнают сразу, и уважают заранее. Реклама, как он сказал, «впереди Кощея бежит, аки заяц от асфальтоукладчика». Никто не старается перечить, и даже маленькие просьбы исполняются вовремя и дотошно.
— Не сомневаюсь, — пробормотал Милослав Мстиславович. — Я приму к сведению, и постараюсь как-то это увязать с нашим планом… А пока, Марья, давайте займемся обороной крепости.
— Конечно, — улыбки сразу пропали. — В общем так…
Она еще на шаг отступила от бравой «троицы».
— Малого — в собор. Не спорить. Там Грозовой колокол. Пока колокол бьет — беспокоится за него нечего. Ну и вы будете крепче стоять, чтобы колокол подольше звонил, — голосу Царь-девицы даже не хотелось возражать. Тем более что Сашка, со своим слабосильными копьем и щитом, имеющим замечательную защиту только от огнеметчиков и гамма-излучения, чувствовал себя… Слово «неуютно» лишь слабым образом отражало его чувства.