Истории любви
Шрифт:
Глава 9. Город революций
В Павловске у вокзала в зелени листвы и в ароматах живых цветов, цветущих на огромных клумбах, моя тетушка танцевала вальс с правителем России. После, в парке в тире стреляли по мишеням, и тетя постоянно выигрывала приз, бутылочку анисовой настойки, говоря при этом, что отвезет ее дедушке.
– Мадам, вы так хорошо стреляете.
–
– Я хочу мобилизовать вас в нашу Южную армию.
– Только если я примкну к туркам.
– О, как же я обожаю вашу грацию и ваше чувство юмора.
– Кроме шуток, я ведь абсолютно серьезно. Русским место здесь. Константинополь пусть остается туркам.
– А как же интересы империи?
– Империи пусть катятся ко всем чертям.
– Вы не должны разговаривать так с человеком, который посвятил себя службе судьбе России.
– Да пожалуйста, не надо тогда больше меня приглашать. И, кроме того, я всего лишь повторила то, что говорят наши интеллектуалы и пишут в прессе.
– Ленин, конечно, говорит подобные вещи, не собираетесь ли вы и его пригласить в ваш дом на ужин.
– Я думаю и говорю от своего имени, Ленин выразится за себя самостоятельно.
Керенский каждый день все больше и больше влюблялся в молоденькую тщедушную и своевольную Аграфену, такую слабенькую и такую яркую. Александра Керенского хорошо приняли у нас в семье, он был социал-демократ, хотя с замашками диктатора: приветливый, симпатичный, загадочный, обманчивый и интересный в общении. Он повадился бывать у нас каждый четверг за ужином. И остряк Аверченко как-то заметил ему:
– Предводитель, я так понимаю вы в конце концов выгоните меня из России.
– О, я вас умоляю, разве можно так поступить с любимчиком нашей нации. Ваша проза исполнена такой искры юмора.
– У вас, революционеров, любая проза идет в задницу! Дамы меня простят…
Господин Александр Керенский попеременно пил белое вино и кофе и слушал тетушку Аграфену сидя в кресле возле пианино, откинув назад голову и неподвижно глядя перед собой.
– Мадам, почему вы всегда играете Шопена?
–
– Вагнер!
– Как и всем чиновникам.
– И что в этом плохого?
– Это опасно.
– Чем же?
– Вагнер дает мне больше музыки. А Шопен мне дает лучшую музыку.
– Как замечательно сказано.
– Это не моя фраза.
– Кто это сказал?
– Один французский писатель.
– Итак, будем слушать Шопена.
И слушали Шопена, и пили вино и когда уже стемнело за окном и в доме зажгли электрический свет Керенский вдруг расчувствовался, на его печальном бледном лице, которое мне напоминало Арлекина с картины Пикассо, заблестели слезы, он взобрался на стол, круша толстыми подошвами своих ботинок посуду из тонкого хрусталя, и провозгласил, обращаясь к нам:
«Любимые! Клянусь вам, если я вас покину?—? убейте меня своими руками! До самой смерти я с вами.»
Александр Керенский настолько влюбился в тетушку Аграфену, что ей пришлось просить прадеда Максима Максимовича, чтобы он реже приглашал его к нам в дом, чтобы иметь хоть какую-то передышку от него. Временное правительство появилось на свет случайным образом, и все его попытки управлять страной, погруженной в постоянные митинги, лозунги и демонстрации выглядели обреченными на провал. Меня всегда удивляло почему взрослые на додумаются лучше набрать известных комиков, которые имели бы оглушительный успех на митингах в силу своей известности и умения смешить народ, и дать им возможность руководить страной. Очень бы интересное получилось время. Так или иначе тетя Аграфена быстро устала от позера и галантного ухажера Керенского.
– Он хороший человек, но мне сначала показалось, что это Бисмарк, а он совсем не дотягивает до Бисмарка.
– Стальной хирург революции?
– Точно. Только он не стальной, а картонный.
– А может Николая вернут на трон, и прогонят этого чудака Керенского?
– Лучше будет, чтобы прогнали их обоих.