Истории медсестры. Смелость заботиться
Шрифт:
Я прохожу мимо и слышу, как студентка-медсестра знакомится с пациентом с собакой-поводырем, а затем спрашивает пациента: «Как вас зовут? А как бы вы хотели, чтобы вас называли? О, какая милая собака!» И это заставляет меня улыбаться, радуясь, что некоторые вещи движутся в правильном направлении. Я помню дни, когда идея спросить, какое имя предпочитает пациент, вызвала бы смех как у медсестры, так и у пациента, который, вероятно, был бы сбит с толку. Студенты-медсестры в наши дни учат меня многому о языке молодежи, уважении и прогрессе.
Рядом суетится сестра Сандра, одетая в два фартука, с пластиковой маской типа козырька на голове и марлевой маской, висящей на шее.
–
В прошлом я работала с медсестрами, которым нравится постоянно выглядеть занятыми, даже когда это не так. Сандра не из их числа. Она не останавливается. Вокруг нее всегда толпятся люди, которые спрашивают ее о разных вещах. Наблюдать за ее работой – все равно, что следить за дирижером оркестра.
В реанимации странный ритм. Во всех больничных отделениях есть своя музыка, и если прислушаться, то можно ее услышать и понять, что будет за смена. Это саундтрек в головах персонала, а возможно, и пациентов. Я начала замечать взаимосвязь между отделениями и музыкой, а также искусством. В то время как в реанимации, как и в отделении психического здоровья на стене висит репродукция «Водяных лилий» Моне, на самом деле они, скорее, ассоциируются с чем-то абстрактным, может быть, с Джексоном Поллоком. Шаги Сандры – часть музыки отделения реанимации: сердитое клацание, скрип ботинок, громкий и ровный, почти неумолимый шаг.
– Венди бездомная, – говорит она мне. – На нее напали какие-то ублюдки, – Сандра вытирает руки колючим полотенцем для рук, – таков мир, в котором мы живем.
Но она не выглядит удивленной. Тотальная и абсолютная жестокость растет в нашем обществе, и маргиналы каким-то образом становятся мишенями: люди с ограниченными возможностями, ЛГБТ-сообщество, бездомные, афроамериканцы, представители этнических меньшинств. Сотрудники больниц борются с преступлениями на почве ненависти в беспрецедентных масштабах. Я спрашиваю Сандру, почему в наши дни боль и гнев доминируют. Почему так много людей испытывают такую ненависть.
– Вопрос, скорее, в том, почему люди страдают, а не в том, почему они ненавидят. За всей этой ненавистью в нашем мире так много страха. Но я все равно хотела бы убить этих ублюдков. На прошлой неделе у нас был бездомный мужчина, которого подожгли, и десятилетний ребенок, над которым издевались за то, что он гей, – продолжает она. – Он бросился под автобус, – Сандра видела все виды насилия в мире.
Венди представляет собой кровавое месиво. Ее лицо будто пропустили через мясорубку: нос смотрит в сторону, глаза запали, вокруг них огромные синяки, а склеры кроваво-красного цвета. На Венди шейный воротник Шанца, а рядом с ее лицом свернуты и примотаны скотчем ко лбу и подбородку два полотенца, чтобы не дать голове повернуться. Футболка разорвана, и я вижу большой заживший шрам по центру груди и синяки цвета масляных пятен по всему животу и правому боку. Левая нога находится под странным углом, а правая явно короче. Штаны Венди разорваны в клочья.
Я смотрю на полицейских, собравшихся у медпункта. Они все время приходят в отделение реанимации. Многие врачи, которых я знаю, предпочитают называть нас «отделением неотложной помощи», возможно, потому, что большая часть их работы связана с опасными для жизни травмами, требующими немедленного вмешательства. Я не могу себе представить, что за человек мог сделать такое с другим человеком: бить, пинать и причинять ему такую боль. И почему количество таких пациентов так резко увеличилось. Политика всегда была частью сестринского дела, но наша нынешняя ситуация, рост ненависти в обществе, просачивается в здравоохранение, как яд в воду.
– Готовы переворачивать,
Сандра находится в головной части. Переворачивать фиксированного человека нужно так, как если бы он был бревном, двигая тело как можно аккуратнее, потому что в таких случаях всегда есть подозрение на повреждение шейного отдела позвоночника. Чтобы перевернуть Венди, нужно четыре человека: Сандра держит голову и шею, рядом стоит врач, сзади – медсестра, готовая вытащить доску, на которой лежит пациентка, а я расположилась у ее ног. Я всегда в том конце, потому что мы выстраиваемся по росту, а мне его не хватает.
Сандра объясняет Венди, что происходит, а затем устанавливает зрительный контакт со всеми нами, прежде чем четко сказать нам, что и как она будет делать. Мы пытаемся избегать команды «Раз, два, три», потому что люди никогда не знают, начнем мы на три или после трех. Если мы не будем двигаться в полный унисон, позвоночник Венди окажется в опасности.
– На старт, внимание, поехали!
Мы поворачиваем Венди к себе, и медсестра вытаскивает жесткую доску с носилок, внимательно осматривает спину пациентки и проводит пальцами по ее позвоночнику, как будто играет на пианино. Венди на сильном обезболивающем, но она все равно тихо стонет. Мы кладем ее обратно, опять же по команде, осмотр завершен. Он повторится, когда Венди полностью проснется.
Почти сразу раздается аварийный сигнал, и все разлетаются, как листья на ветру. Я высовываюсь из-за занавески и вижу, что «велосипедист» с инсультом напротив перестает дышать. Через несколько секунд вокруг него собирается бригада. Ему надевают кислородную маску. Его дочь стоит у изножья кровати, зажав рот рукой. Я чувствую, будто меня ударили в живот. Как будто наблюдаю за собой, за дочерью, потерявшей папу.
Задергиваю шторы. Делаю вдох. Сандра моет руки. Она поворачивается.
– Тут достаточно людей, – говорит она Венди. – Давай мы с Кристи тебя немного вымоем.
Сандра открывает пачку стерильных перчаток и выкладывает физиологический раствор, марлю и повязки. Она осторожно начинает мыть и перевязывать раны Венди, работая с головы до ног с одной стороны, а я зеркально отражаю ее действия с другой. Я чищу и стерилизую порезы над глазом Венди, и она начинает просыпаться.
– Венди, мы в больнице. Мы помогаем тебе. Меня зовут Сандра.
Я смотрю, как Сандра помогает себе руками и глазами. Общение, по большей части, происходит не словами. Меня не удивляет, что Сандра выучила макатон – язык, предназначенный для общения с людьми, испытывающими трудности в обучении. Как и многие медсестры, она могла бы написать «Задира» на бейджике. Ее лицо жесткое, а юмор острый, и она такая же колючая. Но у нее развиты клинические навыки, и она умеет сострадать.
– Твой доктор Клара скоро придет, но до тех пор с тобой останется одна из наших медсестер. Постарайся не двигаться и расслабиться. Я знаю, что это страшно, но мы с тобой.
Нам удается вытереть большую часть крови. Сандра внутривенно вводит обезболивающее и записывает все показатели Венди: артериальное давление, температуру, частоту дыхания и сердцебиения, а также уровень кислорода в крови. Она определила его с помощью аппарата, который направил красный лазерный луч на кончик пальца Венди. Я заметила, что пальцы у пациентки изменены: выпуклые, закругленные кончики и плоские ногтевые пластины могут быть связаны с сердечным заболеванием. Сандра зовет фельдшера, чтобы тот посидел с Венди некоторое время, потому что пока ее шейный отдел позвоночника не будет должным образом зафиксирован, существует реальная опасность, если она проснется и попытается пошевелиться.