Истории Раймона Седьмого
Шрифт:
– Ну что ж…я разочарована,– она покачала головой,– впрочем, человек сам кузнец своего несчастья!
Повернулась и вышла. Вот же ж…подумал я, какая неприятная тётка. И смотрит на меня, как Сталин на врага народа. Да ну нах! Я снова полез в шкаф. Подцепил кончиками пальцев край какого-то пакета, вытащил его на свет божий. Старый пакет, внутри что-то непонятное…земля – не земля, сухое и мелкодисперсное. Я плюхнул пакет на пол, и он, по закону подлости разорвался. Сухая пыль разлетелась по чистому полу, я расчихался.
Я присел
– Ох, ё…– сказал я сам себе,– вот они…я аккуратно отложил в кучку заколку, платок и пуговицу, с ними было легче. Тут, по крайней мере, можно установить, что кому принадлежало. А вот ножик и лента…нужно было найти пакетик, чтоб всё упаковать. А лучше два пакетика. Я вытащил из кармана телефон и позвонил Ларисе.
– Граф, ты сдурел?– удивилась она,– мы же на одном этаже, приходи сюда!
– Ларёк, лучше ты– сюда! Прихвати веник и совок, и два чистых пакета. Лучше, конечно пять или семь, но и два сойдёт!
– Ты что-то нашёл,– поняла она,– бегу!
Я аккуратно перекладывал свои находки, заколка– точно такую я видел в волосах девочки в пёстром свитере, синяя пуговица– явно от пиджака парня, платочек принадлежит третьей девочке. Я знал их имена. Теперь нужно было узнать, как им вернуть их вещи. Ножик несомненно собственность парнишки в серой форме, а лента – гимназистки. А вот кому принадлежит носок, и почему он лежал отдельно? Я снова полез в шкаф. Мне удалось ещё приоткрыть дверь. На полке стояли два пустых горшка. Рядом лежала старая шариковая ручка, кусок бинта с ржавыми пятнами крови и рваный чулок. Мусор какой-то, но я не торопился его выбрасывать. Я приложил к ним носок. Получилась третья группа предметов. Теперь мне было над чем подумать.
История 22-я. Некоторые соображения.
– Ну, ты и свинтус , граф!– воскликнула Лариса, глядя на погром в кабинете. Она вошла в дверь с пачкой пакетов в руках и остановилась, до глубины души возмущённая представшей перед ней картиной – пол засыпан пылью непонятного происхождения, три художественно разложенные кучки не пойми чего, и я, красивый, весь этой пылью умазанный. Ну, а что поделать, на белой майке всё ж видно, а серую мне надеть не дали. Подумаешь, надписи, под курткой не видно же! (На серой майке было написано – на спине «Пью, курю, ругаюсь матом», а на груди сакраментальное «И чё?»)
– Ларёк, погодь орать,– попросил я,– давай рассортируем добро сначала. Смотри, это всё вместе с грязной дрянью в пакете лежало, а пакет лопнул.
Лариса присела рядом со мной. Посмотрела на кучки мусора.
– Ну, с этими понятно, -она показала на вещи школьников,– а вот это что?
– её палец ткнул в третью кучку.
– Ларёк, это в шкафу лежало. Носок на маленького ребёнка, ручка сломанная, чулок
– Стоп,– Лариса схватила меня за руку,– именно, что порчу! Граф, ты гений !
– А что, кто-то сомневался?– я удивился,– это ж очевидно!
– От скромности ты не умрёшь,– она улыбнулась,– ну вот , смотри– нужно как-то убить человека, в нужном месте, и чтоб никаких следов. Берём у него что-то, и творим обряд…и он умирает. Там где надо. Только как взять? Ждать, пока потеряет? Или что?
– Ларёк, ну ты закрутила,– я восхищённо покрутил головой,– так кто тут ещё-то помер? Или…стой, погоди, носок , носок надо отдать сыну Тамары Петровны! Хотя, он и так себя нашёл. Но надо вернуть. А ручка, бинт и чулок наверное директора , завхоза и Занкевич. Но опять же, если Занкевич эту кашу заварила, то почему она сама так тупо подставилась? И причём тут эта…Лотерея?
– Какая лотерея?– не поняла Лариса,– ты о чём? И правда, глупо, если это Занкевич затеяла.
– Да не лотерея, Викторина,– поправился я,– она тут являлась и требовала, чтоб я опять сделала всё как было, и сгинул откуда пришёл.
– Странно,– озадачилась Лариса,– а ей-то что? Кабинет у неё хороший, с чего ей тут воевать?
В дверь постучали, вошла женщина лет тридцати.
– Ларис, вы чего тут застряли? Все уже сидим!
– Ой, Катюш, мы сейчас, -Лариса поднялась,– только подмести надо!
– Ну, иди, я тут всё приберу,– я решил побыть великодушным,– всё равно извозился уже.
Я смёл в совок пыль, разложил по пакетам вещи и спрятал их в свой рюкзак– мало ли, а то ходят тут всякие…Викторины с лотереями. Потом умылся в туалете. И как мог отряхнул от пыли майку. Пришёл к выводу, что я в любом виде прекрасен, а пытаться улучшить идеальное – только зря время терять, и отправился на чаепитие.
Чаепитие прошло в несколько напряжённой обстановке…шесть дам разного возраста, и я, любимый…честно – мне было как-то стрёмно, не привык я к такому коллективу. Ну, да ладно, всё закончилось относительно благополучно, и я отправился домой. Что то мне было как-то беспокойно– как там моя команда поживает? Не вляпались ли во что?
Я отпер дверь, и малость офигел. В квартире вкусно пахло выпечкой, а девы на кухне старательно потчевали чаем с печеньем старшего по подъезду.
– Здрассьте, Филипп Васильевич!– честно, я был удивлён. Он, конечно, приятельствовал с бабушкой, но ко мне вот так запросто никогда не заходил.
– Здравствуй,– он благодушно улыбнулся,– хорошие у тебя девочки, печенья напекли…
– Ага,– я растерянно кивнул. Присел за стол, взял с тарелки кривенькую печенюшку, откусил. Вкусно, однако! И пофиг что страшненькие, я их есть буду, а не любоваться. Девы смотрели на меня вовсе глаза.
– Вкусно,– похвалил я,– чайку плесните, а?