Истории СССР
Шрифт:
Пришлось отложить потёртый журнал с забавным повествованием «Час пик» Ежи Ставинского и поехать выручать товарища. Миша, всегда бодрый и готовый к исполнению любого приказа любого правительства, врущий не моргая своими партийными зрачками, прихромал грустный и испуганный. Мы пожали руки и, поднявшись на второй этаж, вошли в коридор диспансера. С Яков Шмарьевичем меня познакомил мой приятель Витя, студент Первого меда и спортсмен-фехтовальщик. По праздникам мы ходили к нему в институт на танцы и, натискавшись незнакомых студенток в закутках длинных коридоров, искали спасения от последствий случайных половых
Народ, потупив взоры, сидел на стульях вдоль серых стен диспансера и ждал своей участи. Что не говори, а подвергнуть свои половые органы хирургическому вмешательству — дело не из приятных. Сдирая трусики с толстой аппетитной попки, о такой расплате никто не думал. Думали, что всё бесплатно, всё по любви. Но случайную беременность встречали легче, чем гонорею. Всем, видимо, казалось, что молодёжь в нашей стране кристально чистая, с белоснежными улыбками, руками, ногами и всем, что между ними. Сделать аборт было проще, чем вырвать зуб мудрости. Анестезию тогда не практиковали ни в том, ни в другом случае. А терпеть боль при аборте было привычнее и легче, чем зубную.
В регистратуре нас огорчили тем, что сегодня вместо Яков Шмарьевича принимает София Львововна и к ней большая очередь. Несколько потайных слов вынудили медсестру устроить Мише срочный приём. Я подпирал стену и думал о своём, с чувством выполненного долга. Когда Миша вышел от Софьи Львовны, лица на нём не было. Речь его была настолько бессвязна, что я не мог понять сути дела. Отстранив рукой очередного трихомонадного Джо, я зашёл в кабинет и попросил сатисфакции. Софья Львовна без обиняков сообщила мне, что она вызвала наряд милиции и медицинский транспорт из кожно-венерологической больницы.
— Ваш друг болен социально-опасной болезнью и я не собираюсь рисковать своим местом. По закону я должна принудительно поместить его в лечебное учреждение закрытого типа.
— Доктор, а вы не ошиблись? Он ведь порядочный человек.
— Миленький мой. Я ошиблась один раз, когда родилась в вашей стране. У него язвы на члене и эпидедимит левого яичка. С такими признаками люди уже умирают от сифилиса. А что до порядочных людей, то половина Смольного прошла через мои руки, а другая половина, думаю из КГБ, пациенты Яков Шмарьевича.
— А может быть можно обойтись малой кровью, может лечение на дому. Я вам буду очень, очень благодарен.
— На дому у него нос провалится. И потом нужно установить его половые связи. Да, жену нужно начать лечить как можно раньше. Если вы настоящий друг, то приведите её к нам поскорее. А она пусть захватит своего полового партнёра. Да и половую партнёршу вашего друга нужно разыскать. Не загружайте советскую милицию лишней работой. Им бы с диссидентами справиться.
— А это заболевание у нас в стране лечится?
— У вас оно только подхватывается, а лечится у нас. По пять кубиков пенициллина в ягодицу через каждые два часа тридцать дней. Я ясно излагаю?
— Очень, очень. Спасибо вам за всё.
— Не задерживайте меня. Больные ждут. Им нужна медицинская помощь. И намотайте себе на нос, пользуйтесь презервативом. Или не вступайте в беспорядочные половые связи.
— Так,
— Что? Половые связи? Или презервативы?
— Презервативы.
— Купите в «Берёзке»! Или у фарцовшиков на Невском. По блату.
Миша, как говорят китайцы, потерял своё лицо. Он сидел в углу, положив голову на колени и смиренно ждал милиционера. Не ожидал он от друга такой услуги. Вскоре приехал наряд милиции и транспорт из больницы, очень похожий на воронок. Мишу повели под белы руки, а мне только сообщили адрес больницы — улица Восстания, дом 45.
Это было совсем недалеко от Невского. Больница размещалась в шикарном старинном особняке, но все двери оказались закрыты. Это была больница для сифилитиков закрытого типа. В приёмном покое, куда с трудом я пролез, миловидная сестричка рассказала мне, что в пятницу вечером врачей не бывает. Содержатся здесь, в основном, люди из тюрем и других позорных заведений и, что в первую очередь о болезни сообщают им на работу и следят за их вредоносным влиянием на общество.
Часа два я ходил под окнами и ждал, что из них выпадет вниз головой мой друг. Я бы стал первым в комиссии по организации похорон. Коммунисты к этому относились всегда очень серьёзно. Будто в жизни более важных моментов не бывает. Наконец он выглянул и сквозь слёзы попросил сообщить обо всём жене. Телефона, чтобы пациенты звонили домой, в больнице не было, а почтовых голубей давно сожрали местные кошки. В палате, которая при буржуях была бальной залой, стояло сорок пять коек, пенициллином его уже начали колоть и будут продолжать до понедельника. В понедельник после выходных на работу должны прийти врачи.
Когда я позвонил его жене и сказал, что Мишу поместили в больницу по подозрению на сифилис, она потеряла дар речи. Потом стала блеять маловнятную дребедень, из которой мне стало ясно, что в беспорядочных половых связях она его давно подозревала. Но когда я сообщил, что ей нужно явиться к врачу в кожно-венерический диспансер с её половым партнёром, не дожидаясь розысков органами внутренних дел, она скисла. Сквозь рыдания она сокрушалась о сломанных карьерах и разбитых семьях. Потом Наташа спросила у меня адрес КВД, больницы и список продуктов, разрешённых к передаче.
— Питаться ему нужно хорошо. Ему нужны витамины — по матерински заботливо, заключила она.
На следующее утро, в погожий субботний денёк, я расхаживал под окнами больницы и перекрикивался с сифилитиками. Миша пообвык в новых обстоятельствах, ловко бросал мне холщовый мешок на верёвке, просил принести кефиру и папирос для соседей. Сам он не пил и не курил. Да и с женщинами… В общем, по партийным характеристикам слыл примерным семьянином. Соседи загибались от сифилиса, но с привычкой курить не расставались. В ближайшем гастрономе на улице Некрасова, в очередях, ожидая изобилия, толпился советский люд. Я носил из гастронома всякую снедь, а Миша ловко поднимал её по верёвке наверх. Видимо в нём заговорили гены революционных предков. Больше всего он боялся, что обо всём узнают в Смольном и второй секретарь ОК КПСС Ходырев не выпустит его в Иран, на строительство атомной электростанции. А без этого ему квартиру не купить. А если квартиру даст государство, то он купит «Волгу» или дачу. Планы роились в Мишкиной голове.