Истории Выживших (сборник)
Шрифт:
Запах свободы пьянил лучше любого спиртного.
Уже давно перевалило за полночь, и остаток работы пришлось делать в темноте – свет коридорных ламп был слишком тусклым и не доставал до нас. В тюрьме к тому времени все стихло – животные, наевшись, успокоились, люди уснули, благоразумно попрятавшись по углам.
Наконец, проход был расчищен, и мы замерли в нерешительности.
– Командуй дальше, гражданин начальник, – прошептал Гусеница, с опаской глядя в зияющую черную дыру.
Я осторожно выглянул наружу. Фонари, богато рассыпанные по всему периметру двора,
– Как думаешь, тут высоко? – усмехнувшись, спросил я сокамерника.
– А ты прыгни, узнаешь, – парировал он с сарказмом.
– И прыгну.
– Ты вконец с катушек слетел? – Гусеница округлил глаза, покрутив пальцем у виска.
– А что ты предлагаешь? Хочешь вернуться и стать кормом для свиней? Вперед. А мне хватило того, что я видел. Ну так как? Если ты со мной, то давай сюда нож.
Гусеница недовольно пробубнил что-то себе под нос, но оружие отдал.
Я подкинул его на ладони, прикидывая вес, а потом высунул руку в дыру и отпустил. Железка с тихим приглушенным звуком упала на землю.
– Ты совсем охренел! Зачем перо выкинул?!
– Тише ты! Если мы теперь напарники, будь добр ко мне прислушиваться. Нож я не выбросил, вон он, ждет внизу. А у тебя появился еще один стимул прыгнуть. Кстати, судя по звуку падения, внизу нас ждет не асфальт, а земля, что меня лично радует. Время падения обнадеживает еще больше – здесь не так уж высоко. А вообще, я бы не рискнул прыгать с этой штукой за пазухой. И тебе не позволил. Что-то мне подсказывает, что эти твари чутко реагируют на запах крови.
– Ну-ну, вам, легавым, виднее. Что с остальными делать будем?
– Не хочу, чтобы это стадо слонов переполошило всю округу. Уйдем тихо, по-английски.
– То есть предлагаешь их кинуть?! Они же без пяти минут смертники. А как же честь мундира, а? – Напарник опять скорчил саркастическую мину.
– Ты мне честью в нос не тыкай. Я их на смерть не обрекаю. Ключи от камер у них есть, дыра в стене никуда не денется. Выберемся отсюда, позовем на помощь.
– Как скажешь, командир, – Гусеница неожиданно быстро согласился, и, кажется, в его глазах промелькнуло уважение. – Просто решил переспроситься, вдруг захочешь поступить по понятиям.
– Я так и поступаю, – огрызнулся я и, чтобы наконец сменить тему, продолжил: – Кто прыгает первым?
Напарник замялся, но не больше, чем на пару секунд. Посмотрел мне в глаза и сухо произнес:
– Я.
– Боишься, сбегу?
– Считай это благодарностью. Жест доброй воли.
– Скорее приступ не свойственного тебе героизма.
– Думай что хочешь, мне фиолетово.
Напарник осторожно подошел к дыре, воровато выглянул наружу, затем присел, ловко ухватился за край пролома, свесился на руках и спрыгнул. Все это он проделал настолько быстро, что опомнился я лишь тогда, когда он уже кричал благим матом:
– А! Твою мать! Нога! А!
– Тише ты! – выкрикнул я, выглядывая наружу и всматриваясь в дергающийся на земле силуэт напарника. – Откатись в сторону!
Надо
– Чтоб тебя, – зло прошипел я, поплевал на ладони, быстро свесился на руках и… чуть было не спрыгнул, когда услышал вой. Вряд ли это был Гусеница. Но и на собаку с волком тоже не особо похоже. Какой-то странный, тоскливый и протяжный, перерастающий не то в плач, не то в крик. Замогильный. От таких звуков у любого человека волосы встанут дыбом.
Я медлил.
Руки начали болеть, а я все никак не мог решиться и спрыгнуть.
Гусеница жалобно закричал, похоже, у него вконец сдали нервы. Привстав, он, не оглядываясь, поковылял прочь.
Но не успел сделать и десяти шагов, как чей-то черный силуэт отделился от стены и, встав на четвереньках, рысью побежал в его сторону.
– Сзади! – выкрикнул я и неожиданно для самого себя разжал пальцы.
Я падал. Падал неправильно, понимая, что заваливаюсь на спину, чувствуя, как что-то больно впивается в правую лодыжку, обжигая кожу. Последнее, что успел заметить, – летящий навстречу толстый сук дерева. А после все померкло под отчаянные крики и злобный вой.
Очнулся я, когда уже совсем рассвело. Осторожно приподняв тяжелую голову, осмотрелся по сторонам. Как оказалось, лежал я на земле, под стеной нашего блока. Осталось понять – почему? Что подвесило меня вниз головой и – судя по боли во всем теле – хорошенько отдубасило?
Для начала я перевернулся и сел, затем и вовсе попытался встать. Получилось не сразу. Голова раскалывалась, но, в свете последних событий, это мелочь, не заслуживающая внимания.
Гусеница как сквозь землю провалился. Нигде не было видно ни следов борьбы, ни крови, ни каких-либо других зацепок, хоть отдаленно намекающих на итог ночной потасовки. Так что же здесь все-таки произошло?
Я запрокинул голову вверх и невольно сделал шаг назад: вся стена тюремного блока была сплошь увита густым плющом. Этакий непроглядный зеленый ковер.
Мысленно выругавшись, я бросил все попытки понять происходящее и побрел прочь. К черту все это, удивляться неожиданно озверевшей природе буду потом, когда уберусь отсюда подальше.
Медленно обойдя тюрьму, обнаружил, что большая часть забора, разграничивающего внутренний периметр, сломана. Его словно вынесли гигантским тараном. Кое-где виднелись лужи крови, но тел нигде не было.
Зато напротив главного входа стояла нетронутая полицейская машина. На месте водителя сидел какой-то парень, уронив голову на грудь. Приметив его, я замедлил шаг. Осторожно подошел поближе и потянул ручку двери, покрытую запекшейся кровью.
Левая нога полицейского была сломана и вывернута под пугающим углом, в боку красовалась уродливая рваная рана. Удивительно, как он с такими ранениями сумел добраться до машины и даже попытался оказать себе первую помощь. В подтверждение последнему, на соседнем сиденье валялась измазанная кровью аптечка. Крови вообще было очень много. Но брезгливо кривить нос буду в другой раз.