История до и после крещения
Шрифт:
Вот от слов и от фиксации правильных истин о Христе, о совершенстве и богоуподоблении людей, к реальному духовному совершенству и богоуподоблению по примеру Иисуса решил подтолкнуть людей выдающийся русский мыслитель Иван Ильин (1883–1954 гг.). Для динамики, для начала движения Ильин должен был преодолеть довольно сложную проблему — философскую ошибку Л.Н. Толстого.
Ещё до Льва Толстого Владимир Соловьёв много думал о том, как извилисто и коварно пробегает граница добра и зла в человеке и среди людей; В.Соловьёв:
«Преодолев это искушение плоти, Сын человеческий получает власть над
В-третьих,… Рабство плоти и гордость ума устранены: человеческая воля находится на высокой нравственной степени, сознаёт себя выше всей остальной твари; во имя этой своей нравственной высоты человек может хотеть владычества над миром, чтобы вести мир к совершенству; но мир во зле лежит и добровольно не покорится нравственному превосходству, — и так нужно принудить его к покорности, нужно употребить свою божественную силу как насилие для подчинения мира.
Но такое употребление насилия, то есть зла для целей блага, было бы признанием, что благо само по себе не имеет силы, что зло сильнее его, — это было бы поклонение тому началу зла, которое владычествует над миром».
Вот и Лев Николаевич Толстой боялся, что когда со злом будут бороться другим злом, то от этого суммарное в мире зло будет только умножаться и Сатана радоваться, поэтому чтобы зло не увеличивать, а уменьшать — он пропагандировал смиренный пацифистский принцип: «ударили тебя по щеке — не отвечай, пусть ударят и по второй».
А теперь познакомьтесь с противоположным мнением, вдумайтесь в убедительную логику Ивана Ильина:
«Человек гибнет не только тогда, когда он беднеет, голодает, страдает и умирает, а тогда, когда он слабеет духом и разлагается нравственно и религиозно.., не тогда, когда ему трудно жить или невозможно поддерживать своё существование, а тогда, когда он живёт унизительно и умирает позорно…»,
«Производилось неверное межевание добра и зла: герои относились к злодеям, натуры безвольные, робкие, ипохондрические, патриотически-мертвенные, противогражданственные — превозносились как добродетельные;… несогласные и непокорные объявлялись людьми порочными, подкупными, своекорыстными, лицемерами.
Вся сила личного дара вождя и вся фанатическая ограниченность его последователей (учеников-«апостолов») обращалась на то, чтобы навязать другим собственную ошибку и распространить в душах собственное заблуждение.
И, естественно, учение, узаконивающее слабость, возвеличивающее эгоцентризм, потакающее безволию, снимающее с души общественные и гражданские обязанности и, что гораздо больше, трагическое бремя мироздания, — должно было иметь успех среди людей, особенно неумных, безвольных, малообразованных и склонных к упрощающему, наивно-идиллистическому мировоззрению.
Так случилось это, что учение графа Л.Н.Толстого и его последователей привлекло к себе слабых и простодушных людей и, придавая себе ложную видимость согласия с духом Христова учения, отравляло русскую религиозную и политическую культуру. Русская философия должна вскрыть всё это… В этом её религиозное, научное и патриотическое призвание: помочь
«Понятно, что если бы зло совсем не обладало агрессивною тенденциею и не изливалось во внешних поступках, то сопротивление ему посредством физического пресечения было бы не нужно и не возможно. Именно агрессивность зла и необходимость для него изливаться во внешних поступках делают необходимым и противонаступление на него…
Может ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силою и мечом? Может ли человек, верующий в Бога, приемлющий Его мироздание и своё место в мире, не сопротивляться злу мечом и силою?..
В самом деле, что означало бы «непротивление» в смысле отсутствия всякого сопротивления? Это означало бы приятие зла: допущение его в себя и предоставление ему свободы, объёма и власти. Если при таких условиях восстание зла произошло, а не сопротивление продолжалось, то это означало бы подчинение ему, самопредание ему, участие в нём и, наконец, превращение себя в его орудие, в его орган, в его рассадник — наслаждение им и поглощение им. Это было бы добровольное самозаражение и саморастление, это было бы в конце — активное распространение заразы среди других людей и вовлечение их в самопогибель…
Мало того, пока живо в душе неодобрение или хотя бы смутное отвращение, до тех пор человек ещё сопротивляется… и, даже поддаваясь отчасти, корит себя за это, собирается с духом, негодует на себя, отвращается от него и очищается в покаянии, даже захлёбываясь, сопротивляется и не тонет. Но именно поэтому полное отсутствие всякого сопротивления, и внешнего и внутреннего, требует, чтобы прекратилось осуждение, чтобы стихло порицание, чтобы возобладало одобрение зла. Поэтому несопротивляющийся злу рано или поздно приходит к необходимости уверить себя, что зло — не совсем плохо и не так уж безусловно есть зло, что в нём есть положительные черты…
Таков духовный закон: несопротивляющийся злу поглощается им и становится одержимым. Ибо «зло» — не пустое слово, не отвлечённое понятие, не логическая возможность и не «результат субъективной оценки».
Зло есть, прежде всего, душевная склонность человека, присущая каждому из нас, как бы некоторое живущее в нас страстное тяготение к разнузданию зверя, тяготение, всегда стремящееся к расширению своей власти…
Встречая отказы и запреты, наталкиваясь на стойкие пресечения, поддерживающие духовные и моральные грани личного и общественного бытия, оно стремится просочиться сквозь эти препоны, усыпить бдительность совести и правосознания, ослабить силу стыда и отвращения, принять приемлемое обличие…». И. Ильин:
«Но в соучастии зла остаётся повинен всякий, кто не положил всю свою личную силу на активное пресечение злодеяния. Всякий отвернувшийся, убоявшийся, поберегший себя, не вмешавшийся… — несёт на себе вину духовного соучастия… Такому «хороняке» остаётся только два исхода: или почувствовать презрение к самому себе и почерпнуть в нём мужество для решительной борьбы в будущем, или же вступить на успокоительный путь обеления зла…
Таким образом, каждое внешнее злодеяние является как бы испытанием или пробным камнем для всех…