История Древнего Востока
Шрифт:
Социальной основой древневосточного деспотизма являлись низовые корпорации – сельские общины, касты и другие коллективы, как правило, религиозно-производственного характера. Условия существования этих объединений всецело зависели от государства, которое выступало столь же грозной силой, что и природная стихия. Замкнутый мирок этих производственных коллективов, ограниченный кругозор их членов были благодатной средой для мифологизации и обожествления государственных структур и верховного правителя.
Сила власти монарха в древневосточном обществе и активное вмешательство государственной власти в хозяйственную жизнь страны базировались на разветвленном бюрократическом аппарате. Опираясь на многочисленных чиновников, верховный правитель выполнял главную функцию – организации общественных работ для создания и поддержания развитой системы ирригации, которая была условием и гарантией существования и развития древневосточного общества.
Кроме того, как верховный собственник земли, государство создавало крупные царские и храмовые хозяйства, где трудились различные
Усложнившиеся социально-экономические связи и отношения способствовали проникновению государственных структур и чиновничьего аппарата во все сферы жизни и деятельности общества. Человек попадал в зависимое от государства положение, при котором формы хозяйственной, религиозной и политической жизни и даже отношение к другим людям определялись не им самим, а стоящей над ним властью. Однако, несмотря на абсолютное доминирование государства над обществом, древневосточную деспотию не следует представлять как систему необузданного проявления всевластия верховного правителя, который не считается ни с чем, кроме своих желаний. Деспотия базировалась на строгом и обязательном для всех всеобщем законе, который представлял собой совокупность социально-этических и религиозно-правовых норм, провозглашавших изначальной ценностью абсолютную власть деспота.
Эти нормы и жесткая система организации жизни общества и контроля над ним оптимально соответствовали древневосточному типу человека и всецело поддерживались подданными. Древневосточная деспотия выступала стабильной и гарантированной моделью существования общества. В социально-психологическом плане она была приемлемой и привычной для населения, которое не мыслило себя без этого «извечного и справедливого порядка вещей». Наоборот, гибель структур деспотического государства влекла за собой развал ирригационной системы земледелия, всей экономической модели хозяйствования, неурожаи, голод.
Кроме того, в силу специфики начального периода цивилизационного развития Древнего Востока, когда еще не было четкого разграничения различных сфер жизни, государство возглавило и экономическую, и социально-культурную, и религиозную, и идеологическую сферы жизни древневосточного общества. Помимо деспотии, на Древнем Востоке существовали и другие формы политической власти – ограниченные монархии и олигархические (аристократические) республики.
Многообразие природных условий и неоднородность общества породили еще одну важную особенность Древнего Востока – многоукладность. В речных долинах с поливным земледелием были иные формы хозяйствования, нежели в зонах богарного земледелия, в степях, предгорьях, оазисах, приморских городах. Очень важную роль играла структура и размеры основной производственной ячейки (царское или храмовое хозяйство, поместье вельможи, хозяйство свободного общинника или различных типов подневольных работников).
При всем разнообразии и изменчивости культур Древнего Востока большинство из них имеет ряд общих черт, складывающихся в особую систему – так называемое мировоззрение архаики [1] , а носителем этого мировоззрения выступает архаический культурно-исторический тип человека. Основные элементы этого мировоззрения – представления о духах и богах, способах общения с ними, магии, о существовании у человека души, переживающей тело, о загробном мире и т. д., изложенные в мифах, – казалось бы, хорошо известны науке. Тем не менее сами его основы толкуются специалистами по-разному. Разногласия между исследователями существуют прежде всего по вопросу о том, каково было соотношение коллективного (в том числе государственного) и личностного начал в менталитете архаики, иррационального и рационального, а также по вопросу о соотношении дорационального (т. е. религиозной веры и утверждений, основанных на кажущихся очевидными спонтанных ассоциациях) и рационального (т. е. логического анализа и осмысления объективного опыта) в архаическом мышлении.
1
Под архаикой в истории культуры подразумевается эпоха до появления догматических религий (иудаизм, христианство, ислам), возникновения философии, политического и научного теоретизирования как такового.
На одном полюсе здесь оказываются концепции, согласно которым феномен личности во времена архаики еще не сложился, причем его появлению во многом препятствовала деспотическая государственность, рассматривавшаяся как самодовлеющая высшая ценность (именно такой смысл ученые XIX
На другом полюсе стоят концепции, согласно которым личностное начало и рационализм мышления в эпоху архаики были, как это ни парадоксально звучит на первый взгляд, примерно такими же, как в современном мире, и лишь несравнимая с современностью скудость достоверных знаний о мире, а также специфические условия экономической жизни приводили к тому, что при примерно той же системе ценностей и тех же основах мышления, что и у нас, картина мира и социальные установления архаической древности в конечном итоге разительно отличались от современных. Авторы настоящего учебника в основном придерживаются именно этого взгляда. С нашей точки зрения, ошибочными или упрощенными являются распространенные утверждения о самодовлеющем восточном деспотизме; о том, что мышление древнего человека носило принципиально иной характер, чем у современного; о том, что государственность и богопочитание Древнего Востока подавляли человека и сама личность еще не выделилась из коллектива и не осознала свою автономию и свободу воли. Представляется, что при выработке всех этих утверждений некоторые внешние отличия древневосточного менталитета от привычных нам норм и навыков современности принимаются за отличия сущностные. Сохраняющийся в науке принципиальный разброс мнений по этому поводу, а также сложность самих обсуждаемых феноменов заставляют нас осветить их более подробно.
Согласно распространенным сегодня теориям о магико-мифологической картине мира и ее основах, свои суждения о внешнем мире человек первобытности и древности получал не совсем так, как человек современный, пользуясь при этом так называемым мифологическим («магическим») мышлением, а не мышлением современного типа, присущим Новому и Новейшему времени (последнее обычно именуется логико-эмпирическим, или «научным»). У истоков этих теорий стоят прежде всего Л. Леви-Брюль и К. Леви-Строс (во многих других вопросах несогласные друг с другом). Л. Леви-Брюль противопоставляет мышление архаики современному как «дологическое» (эмоционально-ассоциативное) – «логическому», а К. Леви-Строс рассматривает их как два разных типа логического мышления.
Однако по существу реконструкция архаического мышления Леви-Стросом в основном совпадает с реконструкцией его Леви-Брюлем, и расхождения между ними касаются главным образом понимания самой категории логического. Оба исходят из того, что мы, современные люди, проверяем наши ощущения логическим анализом и опытом, а человек архаики априори доверялся эмоционально-ассоциативному импульсу, напрямую переводя его в итоговое суждение без всякой поверки разумом. К примеру, вредоносная магия объясняется так: раз изображение врага, как ему и положено, напоминает человеку самого врага (т. е. ассоциируется с ним), то человек автоматически ощущает их как нечто тождественное, автоматически, без всяких колебаний, осмысления и анализа доверяется этому ощущению и потому априори принимает за самоочевидность, что изображение врага органически связано с самим врагом, что это, по сути, две части одного физического объекта (как бы «разорванного» в пространстве). Но тогда манипуляция с изображением врага может нанести непосредственный ущерб самому врагу (ведь это части одного объекта, и удар по одной из них должен в принципе отозваться на другой!); разработкой таких манипуляций и занимается вредоносная магия. При этом в рамках рассматриваемой концепции считается, что все изложенное для описываемого человека было не умозаключением (которое он мог бы мысленно взвешивать, обдумывать и проверять), а самоочевидностью, в которой просто не могло возникать сомнений, точно так же, как, например, для нас самих реальность мира является плодом самоочевидности, а не умозаключений. Таким образом, человеку архаики приписывается априорная вера в то, что если некие объекты или начала оказываются взаимосвязаны в нашем эмоционально-ассоциативном восприятии (как изображение врага и сам враг), то это автоматически означает их прямую физическую взаимосвязь в реальном мире; на такой основе человек архаики и строил якобы свои суждения о мире [2] .
2
При этом школа Л. Леви-Брюля полагает, что сами ассоциации, служащие материалом для таких «суждений», люди архаики получали лишь путем непосредственного интуитивного переживания, а по К. Леви-Стросу – еще и путем осознанного выделения и сравнения признаков разных предметов. Второй путь уже требует неких способностей к анализу (хотя бы на уровне выделения и сравнения признаков), именно такие способности К. Леви-Строс называет логическими. Поэтому Л. Леви-Брюль и определяет мышление архаики как «дологическое», а К. Леви-Строс – как «логическое» (однако иного типа, нежели наше).