История Европы. Том 1. Древняя Европа

Коллектив авторов

Изменения произошли и в сфере рабства и рабовладения. Они не коснулись главного — принципов построения и существования общества, основанного на эксплуатации труда несвободных, но затронули этнический состав рабов. Раньше основную массу рабов в полисах составляли варвары, теперь все чаще стали встречаться рабы-греки. Начало этому процессу положила Пелопоннесская война, давшая много случаев порабощения военнопленных. Последующие военные конфликты упрочили подобную практику, хотя она и шла вразрез как с существующими традициями, так и с установившимися взглядами. Аристотель, излагая свою достаточно консервативную теорию рабства, не включал в категорию рабов военнопленных-греков, так как они были свободны по природе.

Чаще

стал применяться самостоятельный и полусамостоятельный труд рабов. Скопив деньги и выкупившись на волю, бывшие рабы продолжали работать в сельском хозяйстве и мастерских. Не имея права покупать землю, они могли становиться арендаторами или сельскохозяйственными рабочими. Некоторые исследователи полагают, что в IV в. существовала конкуренция между свободным и рабским трудом, приводившая к обнищанию свободных масс населения и возникновению в городах «люмпен-пролетариата». Работы последних десятилетий показывают, что, хотя случаев разорения стало больше, они не приводили к широкому обнищанию масс, к существованию в городах большой прослойки опустившихся свободных. Полис был еще достаточно силен, чтобы обеспечить права своих граждан во всех областях, и не допускал конкуренции между ними и рабами.

Хотя каждый из перечисленных факторов не был сам по себе столь значителен, чтобы нанести серьезный ущерб полису, но их совокупность влияла на обстановку в греческих государствах, которая была явно неблагополучной. Источники показывают, что сами греки находили в жизни полиса много тревожных симптомов. Особенно беспокоило их усиление социальной и политической дифференциации в обществе.

Ситуации, описанные в источниках, производят на первый взгляд угнетающее впечатление. Античные авторы убеждены, что полис находится на грани катастрофы: он наполнен стенаниями, никто не живет легко и радостно. Измученные нуждой бедняки мерзнут зимой в одежде, вид которой не поддается описанию, выпрашивают подаяние и скитаются по Элладе, причем число таких бродяг достигло уже угрожающих размеров. Из-за постоянных военных действий многие занятия оставлены, казна опустела. Не менее плачевна и жизнь состоятельных людей, так как государство постоянно вымогает у них деньги, в то же время не ограждая их от угроз и насилий, не обеспечивая их безопасность.

Яркими красками живописует Аристофан в комедии «Плутос» жизнь бедняка, который вместо платья имеет лохмотья, вместо кровати — сноп соломы:

И гнилую рогожу он вместо ковра постилает, а вместо подушки

Он под голову камень побольше кладет, и питается он вместо булки

Корнем мальвы, а вместо ячменных хлебов — пересохшими листьями редьки.

Платон в «Государстве» (561Е) дает не менее выразительный портрет богатого и знатного человека, отдающегося всякому нахлынувшему на него желанию: «То он кутит, приглашая флейтисток, то пьет воды и проделывает курс лечения от полноты, то предается телесным упражнениям, то лениво лежит, чуждый каких бы то ни было забот, то вдруг начинает разыгрывать из себя ученого».

Особо выделяются в источниках люди, не желающие заниматься производительным трудом, существующие на случайные заработки и государственные пособия.

Сведения такого рода послужили основой для гипотезы о том, что полис IV в. был наполнен толпами обнищавших граждан и поляризация бедности и богатства достигла в нем крайних размеров. Вместе с тем возрастает число приверженцев другой точки зрения, согласно которой, хотя все эти процессы и имели место, они все же сильно преувеличены античными авторами. Их свидетельства были своеобразной реакцией на происходящие в обществе изменения, в них больше эмоций, нежели адекватного отражения действительности.

Греческое

общество данного периода находилось на пороге крупных экономических, социальных и политических сдвигов. Изменения в полисной жизни, которые готовили эти сдвиги, воспринимались современниками как нарушение установленного порядка, катастрофа. Отсюда и преувеличенное внимание к новым явлениям, их абсолютизация: ужасающая бедность, огромные богатства, неимоверные страдания как неимущих, так и состоятельных граждан. Сходную реакцию, определенную аналогичной ситуацией, можно выявить в литературе более раннего времени, например VI в., когда развивавшиеся товарно-денежные отношения внесли существенные изменения в традиционные нормы общества. Жизнь полиса тоже воспринималась тогда как цепь сплошных бедствий, несчастий, разорения и торжества богатства.

Социальная и политическая нестабильность IV в. проявилась прежде всего в серии государственных переворотов и заговоров. Спровоцированная Пелопоннесской войной кровопролитная гражданская распря на Керкире, которая в свое время потрясла Фукидида и была воспринята им как нечто небывалое и чудовищное, стала лишь началом в длинном списке внутриполисных переворотов. Почти в каждом городе были приверженцы Афин и Спарты, полисы как бы повторяли в миниатюре Элладу, раздираемую политическими противоречиями. Гражданские междоусобицы обострялись непрерывными военными действиями между полисами, причем оба конфликта влияли друг на друга, так как враждующие политические группировки имели обыкновение призывать на помощь внешних союзников. Часть исследователей связывают усиление жестокости в военных действиях не столько с военными, сколько с политическими соображениями враждующих сторон.

Социальные, внутриполитические и внешнеполитические противоречия, совмещаясь в рамках одной коллизии, сопровождались необычайным озлоблением. Ксенофонт в «Греческой истории» (IV, 2) свидетельствует, что во время переворота в Коринфе на небольшом пространстве погибло столько людей, что «они лежали огромными кучами, как лежат кучи зерна, дерева, камней».

Трагическими событиями прославился Аргос, в котором бедняки, вооружившись палками, перебили около 1200 имущих граждан, а имущество их конфисковали и поделили между собой. Этот переворот, вошедший в историю как аргосский скитализм (палка — скитал), дал повод Исократу для горького замечания: «Когда враги на время прекращают причинять им бедствия, они сами начинают истреблять наиболее выдающихся и богатых из числа своих граждан и делают это с такой радостью, с какой другие не убивают своих врагов» (V, 52).

Вопрос зачастую стоял уже не просто о победе определенной группировки, а о физическом уничтожении противников. Порой внешние враги, пришедшие на помощь союзникам в другом полисе, оказывались милосерднее, чем их сограждане.

Не избежали общей участи и ведущие полисы. Как уже говорилось, в Афинах дважды, в 411 и 404 гг., была свергнута демократия. Особенно тяжелые последствия имел олигархический переворот 404 г., совпавший с поражением полиса в Пелопоннесской войне. Аристотель сообщает в «Афинской политии» (35, 3), что олигархи погубили не менее 1500 человек, «стараясь устранить опасные элементы и желая грабить их имущество».

В 398 г. в Спарте был раскрыт и ликвидирован заговор Кинадона, юноши, не принадлежавшего к общине «равных», т.е. не бывшего полноправным спартиатом. Он и его сообщники опирались на зависимое население Лакедемона, уже давно и жестоко страдавшее от гнета полноправных спартиатов, который с войной только усилился. Когда в этой среде, пишет Ксенофонт в «Греческой истории» (III, 3, 6), «заходит разговор о спартиатах, то никто не может скрыть, что он с удовольствием съел бы их живьем». Узнав о заговоре, эфоры «пришли в ужас» и поспешили арестовать Кинадона и его сторонников. Заговорщиков подвергли пыткам и мучительной казни.